30 (18) мая 1896 года — день знаменитой давки на Ходынском поле в Москве. Господа булкохрусты любят повторять мем, что «когда была свободной Русь, то три копейки стоил гусь». А вот стоило утвердиться распроклятому социализму, как начались очереди, дефицит и тому подобные бедствия. Хорошо, давайте посмотрим, за какой великий дефицит давились погибшие на Ходынском поле. Прежде всего, вот за такую коронационную кружку:
Это был самый главный из «царских гостинцев», предназначенных для народа на коронацию. Позднее эту кружку не без оснований назвали «кубком скорбей». Таких кружек сохранилось немало. Вот они с разных сторон:
А ещё в число этих щедрых государевых даров входили:
— фунтовая сайка из крупитчатой муки, изготовленная Поставщиком двора Его Императорского Величества булочником Д.И. Филипповым;
— полфунта колбасы (около 200 г);
— вяземский пряник с гербом в 1/3 фунта. Вот он, этот пряник, для наглядности сфотографирован с обеих сторон:
— мешочек с 3/4 фунта сластей (6 золотников карамели, 12 золотников грецких орехов, 12 золотников простых орехов, 6 золотников кедровых орехов, 18 золотников александровских рожков, 6 золотников винных ягод, 3 золотника изюма, 9 золотников чернослива);
— и, наконец, вот это чудо искусства — яркий ситцевый платок, выполненный на Прохоровской мануфактуре, на котором были напечатаны с одной стороны вид Кремля и Москва-реки, с другой стороны — портреты императорской четы. В этот платок были увязаны все остальные царские гостинцы, за исключением сайки. Всё!
Народный праздник! «Каждому посетителю в проходных буфетах будет выдаваться платок со сластями, пряником, колбасой, эмалированной кружкой и программой увеселений. Кроме того, при этом прилагается фунтовая сайка».
Очевидец события Владимир Гиляровский так описывал происходившее в «безумной толпе, хлынувшей за сорвавшимися с мест в стремлении за кружками»: «Толкотня, давка, вой.... А там впереди, около будок, по ту сторону рва, вой ужаса: к глиняной вертикальной стене обрыва, выше роста человека, прижали тех, кто первый устремился к будкам. Прижали, а толпа сзади всё плотнее и плотнее набивала ров, который образовал сплошную, спрессованную массу воющих людей. Кое-где выталкивали наверх детей, и они ползли по головам и плечам народа на простор. Остальные были неподвижны: колыхались все вместе, отдельных движений нет. Иного вдруг поднимет толпой, плечи видно, значит, ноги его на весу, не чуют земли… Вот она, смерть неминучая! И какая!»
Казалось бы, увидев такой творящийся кошмар, гибнущих на глазах людей, обыватели должны были протрезветь и напрочь забыть о пресловутых кружках и прочих «царских гостинцах». Но какое там!
«Впереди что-то страшно загомонило, что-то затрещало. Я увидал только крыши будок, и вдруг одна куда-то исчезла, с другой запрыгали белые доски навеса. Страшный рев вдали: «Дают!.. давай!.. дают!..» — и опять повторяется: «Ой, убили, ой, смерть пришла!..» И ругань, неистовая ругань».
«Ров, этот ужасный ров, эти страшные волчьи ямы полны трупами. Здесь главное место гибели. Многие из людей задохлись, ещё стоя в толпе, и упали уже мёртвыми под ноги бежавших сзади, другие погибли ещё с признаками жизни под ногами сотен людей, погибли раздавленными; были такие, которых душили в драке, около будочек, из-за узелков и кружек. Лежали передо мной женщины с вырванными косами, со скальпированной головой.
Многие сотни! А сколько ещё было таких, кто не в силах был идти и умер по пути домой. Ведь после трупы находили на полях, в лесах, около дорог, за двадцать пять вёрст от Москвы, а сколько умерло в больницах и дома! Погиб и мой извозчик Тихон, как я узнал уже после.
Я сполз вниз по песчаному обрыву и пошёл между трупами. В овраге они ещё лежали, пока убирали только с краёв. Народ в овраг не пускали. Около того места, где я стоял ночью, была толпа казаков, полиции и народа. Я подошёл. Оказывается, здесь находился довольно глубокий колодец со времён выставки, забитый досками и засыпанный землёй. Ночью от тяжести народа доски провалились, колодец набился доверху рухнувшими туда людьми из сплошной толпы, и когда наполнился телами, на нём уже стояли люди. Стояли и умирали. Всего было вынуто из колодца двадцать семь трупов. Между ними оказался один живой, которого только что перед моим приходом увели в балаган, где уже гремела музыка.
Праздник над трупами начался! В дальних будках ещё раздавались подарки. Программа выполнялась: на эстраде пели хоры песенников и гремели оркестры.
Владимир Маковский. На Ваганьковском кладбище. Похороны жертв Ходынки. 1901 год
У колодца я услыхал неудержимый смех. Вынутые трупы лежали передо мной, два в извозчичьих халатах, и одна хорошо одетая женщина с изуродованным лицом была на самом верху — лицо ногами измято. Сначала из колодца достали четверых мёртвых, пятый был худощавый человек; оказался портной с Грачёвки».
Но, может быть, верхи общества проявили более разумное отношение к разыгравшейся трагедии? Если бы так. Вот запись в дневнике, сделанная самим Николаем II (выделение моё): «До сих пор всё шло, слава Богу, как по маслу, а сегодня случился великий грех. Толпа, ночевавшая на Ходынском поле, в ожидании начала раздачи обеда и кружки, напёрла на постройки и тут произошла страшная давка, причём, ужасно прибавить, потоптано около 1400 человек!! Я об этом узнал в 10 1/2 ч. перед докладом Ванновского; отвратительное впечатление осталось от этого известия. В 12 1/2 завтракали и затем Аликс и я отправились на Ходынку на присутствование при этом печальном „народном празднике“. Собственно там ничего не было; смотрели из павильона на громадную толпу, окружавшую эстраду, на которой музыка всё время играла гимн и „Славься“. Переехали к Петровскому, где у ворот приняли несколько депутаций и затем вошли во двор. Здесь был накрыт обед под четырьмя палатками для всех волостных старшин. Пришлось сказать им речь, а потом и собравшимся предводителям двор[янства]. Обойдя столы, уехали в Кремль. Обедали у Мама в 8 ч. Поехали на бал к Montebello. Было очень красиво устроено, но жара стояла невыносимая. После ужина уехали в 2 ч.»
Если подытожить в двух словах, то вот краткая реакция на событие:
Низы: «Дают!.. давай!.. дают!..»
Верхи: «Поехали на бал к Montebello».
После этого находятся, как ни странно, люди, которые уверяют, что революция 1905-1917 годов, мол, была случайной и не вытекала из предшествующей российской истории. И что до прихода проклятых большевиков Русь и знать не знала ни про какие очереди...
Владимир Маковский. «Ходынка». 1897
«Коронация Николая II. Вечер на Ходынском поле. Человек, пьющий пиво из лужи. Фото нашего специального корреспондента». Иллюстрация из французского журнала. 18 (30) мая 1896 года
Journal information