Жетон с портретом А.Ф. Керенского, выпущенный московской фабрикой Д.Л. Кучкина. 1917 год
Поговорим теперь о таком проявлении преемственности, как культы личности (в применении к послереволюционной истории России). Возможно, кого-то удивит, но, пожалуй, один из самых ярких культов личности возник в России сразу после Февраля 1917 года. Это был культ Александра Фёдоровича Керенского. Правда, он был очень кратковременным, но социальная и классовая его основа его абсолютно типична. Остановимся на ней подробнее.
«Для нас Керенский не министр, не народный трибун, он перестал быть даже просто человеческим существом».
Из брошюры Олега Леонидова: «На Керенского, этого тщедушного и щуплого человека, устремлены сейчас взоры не только многострадальной России, но и всего мира… Тернист путь Керенского, но автомобиль его увит розами. Женщины бросают ему ландыши и ветки сирени, другие берут эти цветы из его рук и делят между собою как талисманы и амулеты… Его несут на руках. И я сам видел, как юноша с восторженными глазами молитвенно тянулся к рукаву его платья, чтобы только прикоснуться. Так тянутся к источнику жизни и света! Керенский — это символ правды, это залог успеха; Керенский — это тот маяк, тот светоч, к которому тянутся руки выбившихся из сил пловцов, и от его огня, от его слов и призывов получают приток новых и новых сил для тяжёлой борьбы».
В те дни вся страна буквально утопала в восторгах этому человеку (которого называли «Другом Человечества»), восторгах, которые спустя всего полгода куда-то бесследно испарились. Аркадий Гайдар в «Школе» описывал их так:
«Все точно перебесились. Только и было слышно: «Керенский, Керенский…» В каждом номере газеты были помещены его портреты: «Керенский говорит речь», «Население устилает путь Керенского цветами», «Восторженная толпа женщин несёт Керенского на руках». Член арзамасской городской думы Феофанов ездил по делам в Москву и за руку поздоровался с Керенским. За Феофановым табунами бегали.
— Да неужели же так и поздоровался?
— Так и поздоровался, — гордо отвечал Феофанов.
— Прямо за руку?
— Прямо за правую руку, да потряс ещё.
— Вот! — раздавался кругом взволнованный шёпот. — Царь бы ни за что не поздоровался, а Керенский поздоровался. К нему тысячи людей за день приходят, и со всеми он за руку, а раньше бы…
— Раньше был царизм…
— Ясно… А теперь свобода.
— Ура! Ура! Да здравствует свобода!.. Да здравствует Керенский!.. Послать ему приветственную телеграмму.
Надо сказать, что к этому времени каждая десятая телеграмма, проходившая через почтовую контору, была приветственной и адресованной Керенскому. Посылали с митингов, с училищных собраний, с заседаний церковного совета, от думы, от общества хоругвеносцев — ну, положительно отовсюду, где собиралось несколько человек, посылалась приветственная телеграмма.
Однажды пошли слухи о том, что от арзамасского общества любителей куроводства «дорогому вождю» не было послано ни одной телеграммы. В местной еженедельной газетке появилось негодующее опровержение председателя общества Офендулина. Офендулин прямо утверждал, что слухи эти — злостная клевета. Было послано целых две телеграммы, причем в особой сноске редакция удостоверяла, что в подтверждение своего опровержения уважаемый М.Я. Офендулин представил «оказавшиеся в надлежащем порядке квитанции почтово-телеграфной конторы».
Рисунок В. Лебедева. 1917 год. Журнал «Новый Сатирикон». «Св. Себастиан наших дней. Стрелок из «Правды»: — Чёрт возьми! Чем больше стрел мы в него пускаем, тем большим ореолом окружаем его!..»
Как позже с иронией писал Владимир Маяковский:
Подшит к истории,
пронумерован и скреплен.
Его рисуют
и Бродский, и Репин.
Действительно, оба знаменитых художника считали за честь запечатлеть облик Александра Фёдоровича, и портреты сохранились. Даже два холста работы Репина, написанные в 1917 и 1918 годах. На первом премьер изображён со своей знаменитой перчаткой — правая рука его устала от тысяч бесчисленных рукопожатий восторженных граждан.
Два портрета А.Ф. Керенского работы И.Е. Репина. 1917 и 1918 годы
Художники И.Е. Репин и И.И. Бродский рисуют портреты А.Ф. Керенского в Зимнем дворце. 1917 год
Стихи Петра Оленина-Волгаря о Керенском в 1917 году:
Тяжёл твой путь, — но подвиг честный
Ты смело принял, как герой,
И на рамена ношей крестной
Подъял судьбу земли родной...
Ты жжёшь сердца глаголом вещим,
Восторгом пламенным своим,
И перед будущим зловещим
Твой гордый дух неукротим.
Сам гражданин, ты видишь в русских
Не возмутившихся рабов,
Не себялюбцев, злых и узких,
А стойких граждан и борцов.
Зови нас жертвовать собою, —
Но если на призыв борьбы
Мы не пойдём вперёд с тобою,
Как малодушные рабы, —
Тогда признай мечтою дикой
Свободы русской торжество,
И, сбросив с плеч свой крест великий,
Поставь над родиной его!..
Конечно, невольно возникает вопрос: чем же были обусловлены все эти неумеренные восторги перед личностью Александра Фёдоровича? Ведь, хотя он и состоял в эсеровской партии (формально — во фракции трудовиков Государственной Думы), но никаких особых революционных подвигов за ним не числилось, на каторге он никогда не бывал... У эсеров были в то время и другие вожди, гораздо больше подходящие для возвеличивания в качестве героев. Однако... именно в личности Александра Фёдоровича в тот момент скрестились интересы нескольких классов. Буржуазия и дворянство видели в нём последнего «защитника порядка» и своей собственности. Сам бывший царь Николай в июле записал в дневнике: «Этот человек положительно на своём месте в нынешнюю минуту; чем больше у него власти, тем лучше». Некая дама из Моршанска в те дни прислала в редакцию одного из столичных журналов такие стихи:
Гляжу портрет его.
Какое славное лицо,
Как много мужества, ума и воли.
И стало на душе легко —
Анархии не будет боле.
А крестьянство, напротив, ждало от Александра Фёдоровича скорейшего наделения помещичьей землёй... Конечно, Керенский, при всём желании, никак не мог угодить всем, исполнить столь несовместимые чаяния.
Могут спросить: пусть так, в Керенском сошлись в фокусе противоположные классовые интересы, но при чём здесь культ? Начнём с того, что экономический строй буржуазной, мелкобуржуазной, а также крестьянской семьи XIX века предполагал безоговорочный авторитет главы семейства, «отца», то есть своего рода маленький «культ личности». Вполне логично, что из этой классовой психологии естественно вырастал и культ общенационального «отца», «царя-батюшки», после Февраля перевоплотившийся в культ «доброго гения революции». А эсеры были мелкобуржуазной, мелкособственнической партией, выражавшей именно эти взгляды. Поэтому стремительный расцвет культа личности А.Ф. Керенского после Февраля ни малейшего удивления не вызывает. И буржуазия, и мелкая буржуазия, и крестьянство возложили на него свои надежды. Которые, правда, довольно быстро постигло разочарование...
Ну, а стремительный закат и угасание культа Александра Фёдоровича как нельзя лучше отражает отрывок из его собственных мемуаров — о том, как в декабре 1917 года он скрывался от ареста большевиками:
«Мы решили отдохнуть в каком-нибудь укромном спокойном местечке. На окраине одной из деревень нам приглянулся постоялый двор. Пожилая хозяйка провела нас в самую лучшую из комнат. Там было тепло и уютно, а на стене над диваном висела литография с моим изображением. Положение было настолько комичным, что мы разразились смехом и долго не могли остановиться. Хозяйка с удивлением смотрела на нас...»
Рисунок из либеральной печати 1917 года в защиту Керенского против большевиков. «Керенский — Бонапарт, или что грезится товарищу Троцкому, когда у него 40 градусов температура»
В июле 1918 года либеральная пресса в РСФСР ещё выходила, но от прошлогоднего культа Александра Фёдоровича остались одни обгорелые головёшки:
Рисунок Ре-Ми из журнала «Новый Сатирикон». Июль 1918 года. «Керенский за границей. — Почему это все в купальных костюмах и с пузырями? — Керенский речь говорит. Россию-то он уже своими речами потопил, ну, а союзники надеются выплыть...»
О других послереволюционных культах и их характерных чертах мы поговорим далее.
(Продолжение следует).
ПОЛНОЕ ОГЛАВЛЕНИЕ СЕРИИ
Journal information