Владимир Митрофанович Пуришкевич, убийца
30 декабря 1916 года в истории России случилось событие, ставшее для её истории переломным, поворотным. Некоторые считают, что именно в этот день стартовала Февральская революция. Показав наглядно, что всё, началось! То есть окончилась старая Россия. Есть также основания считать, что это событие символизирует, олицетворяет всю царскую Россию, как капля воды олицетворяет целый океан. А что, собственно, случилось? Да ничего особенного... Баре и князья, с участием даже одного великого князя, сговорились и лишили жизни простого мужика, безродного простолюдина. Сделали это безнаказанно — никто из них не был за это не только осуждён, но даже арестован, хотя имена убийц были общеизвестны. Ну, так уж испокон веков повелось в царской России — если барин, а тем паче знатный аристократ, из своей барской надобности убивал мужика, то серьёзным преступлением это не считалось. Так, мелкая шалость. За которую баловнику надо пальчиком пригрозить, чтобы впредь неповадно было. Не шали, мол, негодник, ай-яй-яй. Но не сажать же его за такой сущий пустяк за решётку!
Правда, тут был случай немножко особый, потому что мужик тот был не то чтобы совсем уж простой (таких-то, конечно, убивать дозволялось пачками) а как-никак личный друг самой Августейшей семьи.
Григорий Ефимович Распутин, убитый
Но и тут никто не осмелился арестовать его всему свету известных убийц. Сам государь-император наложил только абсолютно беспомощную высочайшую резолюцию на прошении своих родственников о полном прощении убийц: «Никому не дано права заниматься убийством». Но хоть как-то наказать по закону убийц (своего, между прочим, друга, кроме шуток!) не смог.
Выглядело это так, по рассказу самого убийцы, Владимира Митрофановича Пуришкевича (1870—1920):
«Я бросился за ним вдогонку и выстрелил.
В ночной тишине чрезвычайно громкий звук моего револьвера пронесся в воздухе — промах.
Распутин поддал ходу; я выстрелил вторично на бегу — и… опять промахнулся.
Не могу передать того чувства бешенства, которое я испытал против самого себя в эту минуту.
Стрелок, более чем приличный, практиковавшийся в тире на Семеновском плацу беспрестанно и попадавший в небольшие мишени, я оказался сегодня неспособным уложить человека в 20-ти шагах.
Мгновения шли… Распутин подбегал уже к воротам, тогда я остановился, изо всех сил укусил себя за кисть левой руки, чтобы заставить себя сосредоточиться, и выстрелом (в третий раз) попал ему в спину. Он остановился, тогда я, уже тщательно прицелившись, стоя на том же месте, дал четвёртый выстрел, попавший ему, как кажется, в голову, ибо он снопом упал ничком в снег и задергал головой. Я подбежал к нему и изо всей силы ударил его ногою в висок. Он лежал с далеко вытянутыми вперёд руками, скребя снег и как будто бы желая ползти вперед на брюхе; но продвигаться он уже не мог и только лязгал и скрежетал зубами».
Такие дела.
Момент выстрела Пуришкевича на обложке бульварной брошюры. Апрель 1917 года
Вдумаемся ещё раз во фразу царя Никки: «Никому не дано права заниматься убийством». Да вот только Святой Царь ошибался. В царской России право на убийство было. Не у всех, конечно. У избранных, Лучших Людей. Высокородным аристократам была дана привилегия безнаказанно им заниматься. И не только мужиков убивать, но даже и самих царей — при определённых обстоятельствах. Пётр III, Павел I и Иван Антонович не дадут соврать... Их убийцы тоже не понесли никакого наказания. И с этой старинной привилегией ничего не мог поделать даже сам царь. Хотя ему это в данном случае и совсем не понравилось...
Зато с этим смогла покончить Революция. После неё привилегия аристократов безнаказанно убивать безродную чернь раз и навсегда закончилась. Правда, у бывших простолюдинов на какой-то срок появилось право безнаказанно убивать бывших привилегированных... Но тут уж ничего не поделаешь: как говорил вождь той революции Владимир Ульянов-Ленин, сам родом из дворян: «У нас такой характер народный, что для того, чтобы что-то провести в жизнь, надо сперва сильно перегнуть в одну сторону, а потом постепенно выправлять. А чтобы сразу всё правильно было, мы ещё долго так не научимся. Но, если бы мы партию большевиков заменили, скажем, партией Льва Николаевича Толстого, то мы бы на целый век могли запоздать».
Занятно и то, что ровно через год убийца Распутина Пуришкевич всё-таки предстал перед судом. Да, перед судом, но только уже не царским, которому этот орешек оказался не по зубам, а перед... пролетарским. Хоть судили его отнюдь не за то убийство годовалой давности, а за новые деяния, которыми он успел отличиться уже в новопровозглашённой РСФСР. Прежде всего — за организацию военного монархического заговора, о котором он сам писал в секретной переписке с генералом Калединым: «Организация, во главе коей я стою, работает не покладая рук, над спайкой офицеров и... над их вооружением... Властвуют преступники и чернь, с которой теперь нужно будет расправиться уже только публичными расстрелами и виселицами. Мы ждём Вас сюда, генерал, и к моменту вашего прихода выступим всеми наличными силами».
Если вдуматься в эти фразы, то получится неожиданный вывод: ведь выходит, что Владимир Митрофанович действовал примерно из тех же побуждений, что и годом ранее, 30 декабря. Простолюдины у власти? Верующий сибирский крестьянин-монархист или красные революционеры-пролетарии? Да какая разница! «Чернь, с которой теперь нужно будет расправиться уже только публичными расстрелами». Но тут вышла осечка. И, сидя на скамье подсудимых, Владимир Митрофанович оправдывался:
— Я считаю большевизм величайшим злом, для борьбы с которым должна объединиться вся страна... Но я никогда никого не убивал.
— А Распутина? — прилетел тут укоризненный возглас со скамей для почётных гостей-большевиков.
Oh, this fantastic Russia! Как воскликнул бы иностранец. :) Право же, один этот упрёк из уст огненно-красного большевика в адрес черносотенного «борца с чернью» оправдывает её (России) существование чуть более, чем полностью. :)
В общем, события того предпоследнего дня 1916 года сводятся к двум простым фактам. Аристократия в последний раз в истории воспользовалась своим правом на безнаказанное убийство людей «не из общества». И наступил 1917 год.
P.S. В наше время кое-кто ставит вопрос о восстановлении этого священного, закреплённого веками, завещанного традицией права. Реставрация — так реставрация! В России, Которую Мы Потеряли, оно было? Было. Значит, надо вернуть всё взад! Люди с хорошими лицами требуют, чтобы всё, как у предков, было. Возмущаются, негодуют, осуждают... Но отчего-то думается — не прокатит.
Journal information