Борис Ефимов. Стальные ежовы рукавицы. Дружеский шарж на наркома внутренних дел Н.И. Ежова. 1937
О событиях 1936—1938 годов существует много легенд, но ещё больше их непонимания. Например, многим очень трудно правильно оценить праздничное настроение, царившее тогда в обществе (если судить, например, по печати тех лет, по фильмам, по литературе...). Кажется, что оно было искусственным, ненастоящим, каким-то наигранным. На самом деле надо просто понять, что все подобные масштабные социальные перемены вызывали в обществе подъём массового настроения, даже своего рода эйфорию. Любая революция, а также и контрреволюция, запоминается её участникам прежде всего как «весёлое время». Так было и в дни Февраля 1917 года, когда все снизу доверху, от матросов до великих князей, ликовали от «великой бескровной» и цепляли на грудь красные банты, и в дни Августа 1991-го, когда сходные эмоции вызывал пресловутый реакционный «ветер перемен» («Wind of Change», знаменитая песня группы «Scorpions», ставшая международным хитом перестройки). Так было и в китайскую «великую культурную революцию» 1966 года. Разумеется, так было и в «1937 году», и это не только не было независимо от «ежовых рукавиц» тех же лет, а напротив, было напрямую с ними связано.
Почему же они приводили многих людей в хорошее настроение? Да ровно потому, почему и Февраль 1917-го, и Август 1991-го, и «великая культурная революция» в КНР. Уходил в небытие целый социальный пласт руководства, а «простым людям» открывались немыслимые до того возможности, социальные горизонты и перспективы, подъёма и взлёта по общественной лестнице. Все заржавевшие социальные лифты со скрипом пришли в движение, разгонялись и набирали скорость, а это всегда вызывает прилив энтузиазма. Разумеется, всё это было сопряжено с риском, но когда бывало иначе?.. В «Святые Девяностые», когда новых «элитариев» в малиновых пиджаках и на пятисотых «Мерседесах» отстреливали прямо на улицах?..
Вот как художник 1937 года изображал «Wind of Change» того времени:
Рисунок Константина Ротова «Под свежим ветром самокритики... шишки падают» на обложке «Крокодила» и на черновом рисунке автора
На черновом рисунке К. Ротова (фрагмент) некоторые детали были изображены более выразительно
Но какова же была классовая природа происходящего? В сущности, всю историю «ежовых рукавиц» можно вывести из слов Владимира Ильича Ленина, сказанных ещё в 1922 году на съезде РКП(б): «История знает превращения всяких сортов; полагаться на убеждённость, преданность и прочие превосходные душевные качества — это вещь в политике совсем не серьёзная. Превосходные душевные качества бывают у небольшого числа людей, решают же исторический исход гигантские массы, которые, если небольшое число людей не подходит к ним, иногда с этим небольшим числом людей обращаются не слишком вежливо». Так что... читайте и перечитывайте приведённые слова Ильича, чтобы понять неумолимую логику истории. Разумеется, ключевая, самая важная мысль в них — это указание на то, кто решает исход подобных исторических событий. «Решают же исторический исход гигантские массы». «Гигантские массы». Мы не откроем Америки, если скажем, что события 1937—1938 годов в СССР были проявлением классовой борьбы. Между какими классами? — могут спросить. И здесь ответ совершенно ясен. Если он и может удивить, так только своей предельной простотой — это был конфликт между основными классами, которые и составляли на тот момент советское общество — между рабочим классом и крестьянством.
Вступив в большинстве в колхозы, крестьянство, как это и изображает художник, очевидным образом «покраснело». Но именно это поставило ребром вопрос о более равноправном представительстве вчерашних крестьян в руководящем слое общества
Тут надо отметить, что конфликт этих двух классов в истории не раз приобретал острейшие, кровопролитные формы. Например, крестьянство Франции в 1871 году голосовало за версальское правительство, которое буквально утопило в крови Парижскую Коммуну. В 1918 году самосуды над продотрядами в российских деревнях и вообще вся борьба вокруг продразвёрстки тоже были прямым проявлением этого конфликта: между рабочим классом и крестьянством. Так было и в Кронштадте 1921 года, который тоже представлял собой опосредованное столкновение крестьян в матросских бушлатах и гюйсах и рабочих, которых «молодость бросала на кронштадтский лёд» против них. А столкновение было предельно жёстким. Михаил Тухачевский: «Я был пять лет на войне, но я не могу вспомнить, чтобы когда-либо наблюдал такую кровавую резню. Это не было большим сражением. Это был ад. Матросы бились, как дикие звери. Откуда у них бралась сила для такой боевой ярости, не могу сказать. Каждый дом, который они занимали, приходилось брать штурмом. Целая рота боролась полный час, чтобы взять один-единственный дом, но когда его, наконец, брали, то оказывалось, что в доме было всего два-три солдата с одним пулемётом. Они казались полумёртвыми, но, пыхтя, вытаскивали пистолеты, начинали отстреливаться со словами: "Мало уложили вас, жуликов!"».
Так что жёсткость столкновения не должна удивлять и в данном случае. А обильный горючий материал для событий 1936—1938 годов был подготовлен в предшествующие годы, когда выходцы из крестьянства после «антикулацкой революции» мощной волной хлынули вверх по социальной лестнице. Как ранее рабочие выдвиженцы 20-х, они ещё больше потеснили «старую гвардию». Всё это объективно готовило новую существенную классовую передвижку советской власти: ещё дальше от старого поколения революционных рабочих, но теперь и от поколения «ленинского призыва», в сторону крестьянских выдвиженцев.
Уточним, что классовое столкновение 1937 года происходило не впрямую, как в эпоху продотрядов или двадцатипятитысячников, а тоже опосредованно. Ведь и во французском Конвенте боролись между собой красиво одетые депутаты в кюлотах и изящных накрахмаленных жабо, жирондисты и якобинцы, но их борьба отражала глубинные классовые подвижки в обществе. В СССР 1937 года «коллективным Конвентом», представлявшим интересы основных классов, был весь руководящий слой общества. О глубоком расколе в нём писал, в частности, такой проницательный наблюдатель, как Лион Фейхтвангер в своей книге «Москва, 1937», тогда же, в 1937 году, напечатанной в СССР.
Небольшая главка в этой книге, где он пишет и о московских судебных процессах, называется «Два класса — борцы и работники». Вот её текст:
«Всё же я заметил в Советском Союзе одно разделение. Молодая история Союза отчётливо распадается на две эпохи: эпоху борьбы и эпоху строительства. Между тем хороший борец не всегда является хорошим работником, и вовсе не обязательно, что человек, совершивший великие дела в период гражданской войны, должен быть пригоден в период строительства. Однако естественно, что каждый, у кого были заслуги в борьбе за создание Советского Союза, претендовал и в дальнейшем на высокий пост, и так же естественно, что к строительству были в первую очередь привлечены заслуженные борцы, хотя бы уже потому, что они были надёжны. Однако ныне гражданская война давно стала историей; хороших борцов, оказавшихся негодными работниками, сняли с занимаемых ими постов, и понятно, что многие из них теперь стали противниками режима».
Лион Фейхтвангер (1884—1958) и обложка его книги (издание 1937 года)
Разумеется, «классовый анализ» Фейхтвангера, мягко говоря, небезупречен, он по сути сводит борьбу к личным мотивам, а не классовым, но разделение на «два класса» даже ему бросилось в глаза. Классовое напряжение в верхах постепенно росло. И выстрел Николаева в Смольном, поразивший С.М. Кирова 1 декабря 1934 года, спровоцировал, так сказать, «сход лавины». Конечно, не следует придавать этому событию фатальное значение: не будь его, «искрой в пороховом погребе» или «камешком, сдвинувшим лавину», послужило бы что-нибудь иное.
Л. Марков. «Почётный караул у гроба Кирова». 1934
«Бюллетень оппозиции» писал в январе 1935 года: «В истории Советского Союза открылась новая глава. Выстрел в Кирова прозвучал для большинства, как гром из ясного неба. Между тем, небо не было ясно... Общее направление поворота — вправо, ещё вправо и ещё правее». И далее в той же статье: «Она [бюрократия] неспособна уже ассимилировать даже и искренних капитулянтов. Для резкого поворота вправо ей необходима массивная ампутация слева».
Справедливости ради заметим, что «стальные ежовы рукавицы» били не только по левым, но и по правым тоже. Например, Николая Устрялова, угодившего под арест, а потом и под расстрел в 1937-м, как и других вождей сменовеховцев — из которых уцелел только Исай Лежнёв, в 1933 году вступивший в ВКП(б) — никак нельзя назвать «левыми».
Тема явно не укладывается в один пост, так что будет продолжена...
Рисунок Константина Ротова к убийству С.М. Кирова. Декабрь 1934. Оценка события Л. Троцким, хорошо показывающая накал противостояния: «Убитый Киров, грубый сатрап, не вызывает никакого сочувствия. Наше отношение к убийце остаётся нейтральным только потому, что мы не знаем руководивших им мотивов. Если б стало известно, что Николаев выступил сознательным мстителем за попираемые Кировым права рабочих, наши симпатии были бы целиком на стороне убийцы».
(Продолжение следует)
ПОЛНОЕ ОГЛАВЛЕНИЕ СЕРИИ
Journal information