Поскольку всегда хочется добавить к наблюдению немного "теории", поставлю по такому случаю вопрос, который вполне мог бы задать ребёнок: почему у белки брюшко светлое, а спинка — тёмная? Все или почти все люди, когда-либо видевшие белку, хорошо знают, что это так, а вот объяснить причину, думается, многие затруднятся. Но можно расширить вопрос и тогда ответить на него, как ни странно, станет легче. Почему у значительного большинства зверей, птиц и рыб брюхо окрашено светлее, чем спина? (То же касается очень многих амфибий и рептилий). Ну и, наконец, чтобы совсем упростить вопрос: почему у военных самолётов во времена Второй мировой войны верхнюю часть красили обычно темнее, чем нижнюю? (Например, советские военные самолёты в те годы снизу красили в голубой цвет, а сверху — в тёмно-зелёный, иногда с добавлением коричневого).
При такой "широкой" постановке вопроса, наверное, ответить на него не представит особой сложности. При взгляде снизу белка (а также птица, рыба, военный самолёт...) в целях маскировки от врагов и/или добычи должны сливаться со светлым фоном неба. При взгляде сверху они, наоборот, должны сливаться с тёмным фоном земли, зелени или толщи воды. Кстати, африканский сомик-перевёртыш синодонтис, плавающий обычно кверху брюхом, в тех же целях окрашен наоборот: у него светлая спинка и тёмное брюшко.
Но вот что любопытно. Даже при таком беглом взгляде совершенно очевидно, что есть общие закономерности, которым подчиняется эволюция, как минимум, маскировочной окраски столь разнородных на первый взгляд объектов, как рыбы, белки и военные самолёты. А хватило ли у какого-нибудь учёного смелости написать исследование, чтобы сформулировать эти общие законы? Ой, едва ли. Биолог не стал бы писать такой труд, поскольку аэропланы, как считается, — вне его компетенции. Специалист по военной технике — тоже, потому что коллеги высмеяли бы его, возьмись он подробно рассуждать об окраске нильских крокодилов или ястребов-тетеревятников.
Мы наблюдаем ситуацию, с которой сталкивался ещё Тур Хейердал, и которую описал в мемуарах. Он не мог найти никакого понимания одной своей гипотезы у специалистов, поскольку она привлекала данные из разных областей науки. Соответственно, учёного, способного оценить её целиком, просто не было.
И его знакомый объяснял ему:
"— Все они являются специалистами в одной какой-то области и не верят в метод работы, связанный с привлечением доказательств из различных отраслей знаний, от ботаники до археологии. Они сужают свой кругозор, чтобы иметь возможность более сосредоточенно вникать в глубь вопроса, заниматься деталями. Современная исследовательская работа требует, чтобы каждая отдельная отрасль науки изучалась сама по себе и как можно глубже. Редко, когда кто-нибудь собирает воедино данные различных отраслей науки, исследует их и обобщает.
Он поднялся и достал большую рукопись.
— Вот смотри, — сказал он, — это моя последняя работа об изображении птиц на вышивках китайских крестьян. Я писал её семь лет. Но зато её сразу же приняли к печати. Сегодня нужны детали.
Карл был прав..."
Однако, углубляясь в детали, а затем в детали деталей, наука теряет способность видеть целое и попросту... умирает, растворяясь в микроскопических подробностях. Соответственно, возникает объективная необходимость в научной революции, без которой наука утонет в мелкой и мельчайшей специализации и никогда не вернётся на дорогу широких обобщений. Такие революции в науке, впрочем, время от времени и происходят, и, несомненно, будут происходить и в будущем. Любопытный вопрос: как они связаны с социальными революциями, не подталкивают ли социальные революции и перевороты в науке. Видимо, да, поскольку, как говорил классик,
В общем, если уж совсем просто, для развития науки необходимы социальные революции.
Вот к какому неожиданному выводу может привести внимательное рассматривание окраски беличьих брюшек. :)
Journal information