Пётр Рутенберг и Георгий Гапон
Если в жизни народов бывают дни разочарования, когда они "сожигают всё, чему поклонялись и поклоняются тому, что сожигали", то 9 января 1905 года, "красное воскресенье" (или "кровавое", как его называли советские историки) — это именно такой день. Конечно, сам процесс народного разочарования не был мгновенным, он занял ещё некоторое время, но уже через 13 с небольшим лет после "красного воскресенья" в России не осталось ничего от уваровской триады — ни самодержавия (в том числе и самой августейшей семьи), ни государственного православия, а народность если и осталась, то совсем не в том смысле, какой вкладывал в это слово почтенный граф Уваров.
Началось всё именно в этот день (реальная его годовщина будет, конечно, не сегодня, а на 13 дней позже, но уж так исторически он оказался связан с датой "9 января").
Читать историю этого дня и тяжело, и досадно. Рабочие, которые с жёнами и детьми пошли к Зимнему дворцу просить царя о созыве Учредительного собрания, проявили невероятную политическую наивность. То ли такую же наивность, то ли нечто худшее проявил и их предводитель священник Гапон (недаром его фамилия уже более столетия отнюдь не вызывает в России положительных эмоций).
Но был, тем не менее, в самом эпицентре трагической сумятицы этого дня один человек, который повёл себя и уместно, и предусмотрительно, и умно. Пожалуй, этому у него было бы невредно поучиться.
Это был один из руководителей партии эсеров, Пётр Рутенберг, хороший личный знакомый и даже друг Гапона. Он видел, что отговорить Гапона и остальных от шествия к царскому дворцу не удастся. Понимал, что оно может закончиться расстрелом толпы. Тем не менее, предвидя всё это, не стал отсиживаться в стороне, а отправился в самую гущу предстоящих событий рука об руку с Гапоном. Когда запел сигнальный рожок горниста, давая команду царским войскам открыть огонь, почти никто из демонстрантов смысла происходящего не понял. А Рутенберг, имевший кое-какой военный опыт, сообразил, что сейчас начнётся ружейная пальба в рабочих, упал на землю сам и повалил вместе с собой Гапона. Все рабочие, шедшие рядом с ними, были убиты первым же залпом. Потом он увёл растерянного и потрясённого, плачущего отца Георгия прочь. Но Гапон в своём обличье священника был, разумеется, очень легко опознаваем и практически не имел шансов уйти от ареста, а там и от виселицы. Рутенберг завёл его в какую-то подворотню, вытащил из кармана парикмахерские ножницы и на глазах у рабочих совершил "расстрижение" — срезал священнику длинные волосы и бороду. Гапон стал неузнаваем, теперь ему было нетрудно уйти от полиции.
Позднее Гапон говорил, усмехаясь: "Какой хитрец этот Рутенберг — ножницы захватил с собой!". Воззвания Гапона, где он провозглашал, что у рабочих больше нет царя, сыграли свою роль в развитии революции. (Не будем сейчас касаться дальнейшей истории взаимоотношений этих двух людей, которая была не менее драматична, как и позднейшей политической биографии Рутенберга, тоже довольно интересной).
Какой полезный урок даёт нам этот эпизод? Да, бывают в истории такие ситуации, изменить ход которых, даже находясь в эпицентре событий, почти невозможно. Происходящее неумолимо движется к самой печальной, катастрофической развязке. Но всё-таки это не повод дезертировать, опускать руки или разводить ими бессильно. И в такой ситуации ещё не всё потеряно. Надо просто не забыть положить в карман ножницы. :)
Journal information