Перефразируя В. В. Маяковского, достаточно мы уже поговорили о дряни, воздадим теперь дань и героям. Правда, мы как-то по литературе больше привыкли к героям одномерным, прямолинейным от самого рождения и до смерти, как палка. Вроде оруэлловского товарища Огилви: "В трёхлетнем возрасте товарищ Огилви отказался от всех игрушек, кроме барабана, автомата и вертолёта. Шести лет — в виде особого исключения — был принят в разведчики; в девять стал командиром отряда... Товарищ Огилви не пил и не курил, не знал иных развлечений, кроме ежедневной часовой тренировки в гимнастическом зале; считая, что женитьба и семейные заботы несовместимы с круглосуточным служением долгу, он дал обет безбрачия." Но такие герои в жизни почти не встречаются. А настоящие герои обычно — вовсе не безукоризненные терминаторы-берсерки из огня и стали, а живые люди, не чуждые сомнений и колебаний, как и все, совершающие промахи и ошибки, как и все. Один из таких героев нашего времени — Всеволод Вячеславович Петровский — историк, марксист, левый журналист, боец коммунистического отряда ополчения Донбасса. 8 февраля исполнился год со дня его гибели. Ему было 28 лет.
Родился Всеволод Петровский в Донецкой области, в городе Артёмовск, в семье врачей. Участвовал в "померанчевом" майдане 2004 года, но позднее разочаровался в оранжевых идеях, стал левым активистом. Весной 2014 года участвовал в митингах Антимайдана у памятника Ленину, а в августе пришёл в ополчение Донбасса и стал служить в политотделе бригады "Призрак" Алексея Мозгового. В декабре попросился на передовую: "Хочу защищать Родину от бандеровских нацистов с оружием в руках". В ночь на 8 февраля под артобстрелом близ посёлка Комиссаровка, при эвакуации с поля боя раненого разведчика, был смертельно ранен...
Ниже приводится несколько отрывков из его статей и интервью:
О голодоморе. Из интервью "Путь от Майдана до Донбасса":
"Во время практики мы с одногруппниками [студентами-историками] ездили по сёлам Славянского района, который через восемь лет стал ареной боевых действий. Мы искали оставшихся в живых после «голодомора» бабушек и дедушек и анкетировали их. У нас была длиннющая анкета, в которой было чуть ли не сто непонятно как составленных вопросов, которые нам предоставила украинская Академия наук, с которыми должны были работать студенты по всей стране. Многие вопросы в тех или иных формах дублировались и повторялись. В процессе анкетирования мы быстро поняли, что от опросника особого толка нет, поэтому мы начали проводить свободные интервью. В процессе этой поездки я уяснил для себя неожиданные вещи. Первая — когда мы их расспрашивали, все они говорили: «Не нужно сейчас об это говорить, мы сейчас голодаем - у нас мизерные пенсии, и мы не понимаем, почему большие деньги тратятся на всякие акции, типа музеев, «свечей» и мемориалов. Вы лучше сейчас накормите голодающих пенсионеров». Об этом говорили практически все сто стариков, которых мы опросили. И вторая — пенсионеры говорили, что не надо в «голодоморе» винить Сталина, потому что время тогда была засуха и очень тяжёлое время. Нужны были средства на индустриализацию, восстановление городов и заводов, которые построили, и которые впоследствии позволили им выиграть Великую Отечественную войну. Всё это говорили те старики, которые голодали в ту страшную эпоху. Эта экспедиция стала для меня ещё одной реперной точкой, которая повлияла на изменение моего мировоззрения."
О начале протестов на Донбассе. Из последнего интервью:
"Донбасс, по вредной привычке, выработанной за годы полновластия Партии регионов, долгое время оставался политически пассивным. Да, зимой находились люди, выезжающие в Киев на митинги и силовые акции (пресловутые «титушки»). Была акция по охране Донецкого ОГА от потенциального захвата «правосеками» (хотя вряд ли на тот момент эта угроза была реальной). Многие из тогдашних «титушек» позже влились в ряды ополчения или стали гражданскими активистами народных республик. Но тогда на их деятельность большинство жителей Донбасса смотрело со стороны, предпочитая не лезть самим в опостылевшую политику. Они считали, что это «не их война», ограничиваясь язвительным обсуждением новостей о майдане — и дежурным переругиванием со знакомыми «майдановцами» в интернете. Все начало меняться в конце февраля — когда госпереворот в Киеве стал реальностью. А события следующих месяцев раз за разом ликвидировали оставшиеся возможности взирать на происходящее в качестве сторонних наблюдателей. Людям пришлось, хотели они этого или нет, делать выбор, принимать сторону."
Из последнего интервью:
"Если киевский майдан пополнялся, в основном, за счет столичного «среднего класса» и жителей деиндустриализованной украинской провинции, то на митинги в Донецк и Луганск массово приезжали люди из промышленных городков и поселков. В том числе, естественно, и горняки. Вы знаете, шахтер, который работает в забое, не может скрыть свою профессию — у него вокруг глаз ободок из угольной пыли. Людей с такими глазами было множество — и тогда, на первых митингах в Донецке, и сегодня – в любом из подразделений республиканских вооруженных сил."
Из интервью "Путь от Майдана до Донбасса":
"После того как в Киеве случился государственный переворот мы вместе с товарищами в Донецке стали ходить на митинги так называемого Антимайдана. Поначалу они были немногочисленными под памятником Ленину, потому что тогда уже начался так называемый «ленинопад» и все «антимайдановские» движения на Украине стали собираться под памятниками Ленину.
Сразу бросилось в глаза, то что, как и в 1993-м году во время октябрьского кризиса в Москве, против общего врага — угрозы украинского национализма, объединились коммунисты, «левые» и русские националисты. Это была ситуации, когда люди перед лицом общего врага стали ситуативными союзниками."
Из интервью "Путь от Майдана до Донбасса":
"22 февраля я начал ходить на эти митинги, оставался на ночных дежурствах под памятником Ленину, и общался с людьми. На тот момент я не считал себя полноценной органической частью этого движения. Потому что сомневался. С одной стороны, сомневаться в плане критического мышления — это хорошо, с другой — это предлог бездействовать. Тогда мы много сомневались, считали себя настоящими «тру-коммунистами»-интернационалистами и догматиками, поэтому нам было «западло» стоять рядом с русскими националистами и выступать за какую-то «русскую весну» тем более что под российскими флагами.
Мне тогда казалось, что все это еще не наше, что это еще не революция, что настоящая революция будет когда-нибудь потом и ее нужно готовить, а сейчас мы должны просто смотреть на все это движение, но находится в стороне и не запятнаться ни в каком национализме, потому что мы настоящие «левые», а КПУ — ненастоящие «левые», так как они эксплуатируют идеи правых и много чего ещё.
Из-за такого подхода не только «Боротьба», но другие организации, считающие себя «левыми», не смогли ни помочь антимайданному движению, ни утвердиться в нем, чтобы сделать его более «левым», чем оно сейчас есть. Поэтому паровоз ушёл без нас. Когда я осознал, что дело идёт уже к гражданской войне, то вышел из «Боротьбы»."
Из интервью "Путь от Майдана до Донбасса":
"Разочаровавшись в перспективности их методов работы, в марте 2014-го года я из этой организации («Боротьба») вышел. А разочаровало меня конкретно то, что классические «левые» не нашли своего места в революции, они не поверили в нее, а занимались тем, что Ленин называл «хвостизмом», то есть пытались плестись в хвосте более крупных движений.
«Евролевые» оказались в хвосте сторонников Майдана, и сейчас некоторые из них воюют в подразделениях так называемого АТО, в том числе в составе нацистского батальона «Азов», другие — просто поддерживают идею АТО и находятся в общем тренде борцов против «ватников и колорадов». К «Боротьбе» это как бы не относится, она поддерживает идеи Новороссии, но поддерживает как-то из эмиграции и как-то неэффективно."
Из статьи "Реактивный психоз":
"Знаете, в чем главное свойство всех переломных исторических моментов? В том, что ты никогда не будешь готов к их наступлению. Каким бы «продвинутым политическим аналитиком» ты не считал себя в глубине души, — ещё за день до начала событий, которые навсегда изменят твою страну, ты и представить себе не сможешь, что всё обернётся именно так."
Из статьи "Загляни в своё зеркало, майдан":
"Да, локомотивом нынешних протестов в Донецке — в соответствии с общей для всей Восточной Европы «политической модой» — вновь стали консервативные, националистические силы. И этот факт меня не может не расстраивать. В промышленном Донбассе левые слишком слабы, чтобы организовать и возглавить мощное народное движение. И, тем не менее, сводить донецкое восстание исключительно к проявлениям русского национализма было бы неправильно. Как и на майдан, сюда приезжают самые разные люди — за своей (пусть иногда и эфемерно выглядящей) правдой. Когда на первом этаже захваченной ОГА я вижу боевой отряд жителей города Тореза — со звездами, нарисованными на шахтерских касках, когда я слышу обсуждения национализации экономики региона (хоть их, скорее всего, и не удастся реализовать в сегодняшних условиях), я понимаю, что этот протест уже вышел из границ затхлого болота «русскомирского» патриотизма."
Из последнего интервью:
"Вернусь к теме национализма — триколоров, «русскомирства», православия и остальных немилых сердцу левака явлений, с которыми прочно ассоциируется Новороссия. Да, всё это есть. И левые могут винить только себя в том, что они не смогли направить это движение в более привлекательное для себя русло. Мы занимались теоретическими спорами, внутритусовочными разборками. Но начало переломных исторических событий у нас на родине стало для нас полной неожиданностью. А вот местные пророссийские активисты (которых мы считали забавными маргиналами) оказались к этому готовы. Они смогли возглавить этот протест и дать ему желаемый окрас... В разговоре с бойцом какого-нибудь казачьего батальона вы рано или поздно услышите вопрос: «А где же национализация предприятий, о которой нам так много рассказывали? Когда будет строиться справедливая и работающая экономическая система?». Левым пока ответить нечего. Левые не у власти — и виноваты в этом вовсе не православствующие казаки на передовой."
Из последнего интервью:
"Донецк в первый месяц после провозглашения республики жил вполне «довоенной» жизнью. Уже были погибшие в Славянске и окрестностях, уже ехали туда массово добровольцы – но в столице республики власть ДНР распространялась, собственно, только на захваченное здание и площадь перед ним. База протестного движения не расширялась. Донецкая республика все больше воспринималась как нечто опереточное, не имеющее реального влияния на жизнь города… Все изменилось после одесского Куликова поля. Пацаны, которые еще вчера безразлично пили пиво где-нибудь во дворе, в 100 метрах от ОГА, на следующий день уже обсуждали, где добыть оружие. Трагедия Одессы, а особенно — совершенно дикая реакция на неё проукраинской публики (все эти «шашлыки из колорадов») показала, что теперь это уже не чужая война. Это общая война за выживание. Так в очередной раз украинская «патриотическая» публика сделала для развития сепаратизма в разы больше чем Стрелков, Путин и все пророссийские активисты Юго-Востока вместе взятые."
Из интервью "Путь от Майдана до Донбасса":
"На Донбассе... считают: «Мы — Донбасс, а на Донбассе порожняк не гонят — здесь край трудовых людей, мы кормим эту Украину, которая непонятно зачем нам сдалась. Но при этом, если Львов надумает отделиться — то ради Бога». Если бы сейчас история повернулась по-другому и была бы Львовская или Ивано-Франковская народные республики, то из Донбасса люди не стремились бы туда ехать, чтобы бомбить «Градами» Львов. Наоборот, сказали бы «пускай отделяются: баба с возу, кобыле легче».
Из интервью "Путь от Майдана до Донбасса":
"Это настоящая гражданская война, где раскол проходит через компании друзей, семьи и пары. Я сейчас уже не могу общаться с большинством своих знакомых из самых разных регионов Украины, мы разругались со многими бывшими хорошими товарищами, моя бывшая любимая девушка, с которой мы вместе работали на одном телеканале в Донецке, уехала в Киев, где на телевидении рассказывает о борьбе с «террористами-сепаратистами», я с ней тоже не общаюсь. Это война, в которой раскол проходит по живому."
Journal information