Борис Кустодиев. Портрет Игоря Эммануиловича Грабаря. 1915
25 марта исполняется 145 лет со дня рождения Игоря Эммануиловича Грабаря (1871-1960), художника, искусствоведа, теоретика искусства. Игорь Грабарь, между прочим, сыграл немалую роль в повороте советского искусства от революционного авангарда к классической традиции в 30-е и 40-е годы. Недавно был опубликован любопытный исторический документ («Стенограмма совещания, состоявшегося в Оргкомитете Союза Советских художников СССР. 28 мая 1947»), показывающий, как непросто воспринимался многими этот поворот в 40-е годы, как он некоторых откровенно шокировал. Хотя были уже, ещё в середине 30-х, статьи в «Правде» «О художниках-пачкунах», «Сумбур вместо музыки», «Балетная фальшь» и т.д., которые, казалось бы, должны были дать всем понять, как теперь следует относиться к искусству первых революционных лет. Но не все поняли... А вот Игорь Эммануилович чётко ухватил суть этого нового отношения и выразил его с присущей ему ёмкой афористичностью (см заголовок поста).
Поводом для этих интересных откровений Игоря Эммануиловича стал следующий факт. В мае 1947 года И. В. Сталин в беседе с президентом Академии наук СССР Сергеем Вавиловым обсудил вопрос о восстановлении музея "Абрaмцeво", закрытого в 30-е годы. Художники, конечно, хотели бы взять возрождённый музей под своё крыло, и "увести" его от академиков. И они завели об этом тонкий дипломатический разговор с Грабарём, которого Сталин и Вавилов привлекли к возрождению музея.
Из документа:
«На совещании присутствовали: тт. Герасимов А.М., Манизер М.Г., Тавасиев С.Д., Кацман Е.А., Перельман В.Н., Финогенов К.И.
Тов. Кацман: я задал Игорю Эммануиловичу вопрос: будет ли музей живой или мёртвый. Я пояснил свою мысль так: будут ли лучшие работы советских художников, работающих по истории Абрaмцeва и в Абрaмцeве, приобретаться в этот музей?.. Грабарь на это ответил: «Нет, советского г…вна в этом музее не будет». Мы сначала не обратили внимания на эти слова и на эту мысль, но Грабарь сам в каком-то озлобленном и повышенном тоне сказал: «И вообще должен вам сказать, что Президиум Академии Наук презирает советское г…вно в академической среде». Во всяком случае, он выразил такую мысль, что Академия Наук, как учреждение, отрицательно относится к советскому искусству. Кроме того, сделавши паузу, как будто что-то вспоминая, он вдруг сказал: «Должен вам сообщить, что в беседе с товарищем Молотовым о советском искусстве…»
Где была беседа, с кем беседа — это для меня осталось неясным.
Тов. Перельман: Он ясно сказал где — при формировании Парижской выставки.
Тов. Кацман: Товарищ Молотов выразил такую мысль, что с советским искусством дело не может выйти, в смысле самого искусства мы не можем конкурировать с Европой и Америкой; мы можем зато брать тематикой и агитацией.
Тут кончилось заседание, мы пошли одеваться и, когда надевали пальто, Грабарь, обнявши меня за плечи, иронически и ядовито сказал: «Да, Евгений Александрович, вот Вы всё мечтаете о продолжении великих традиций русского искусства, не выйдет, не выйдет, — г…вно, г…вно наше искусство».
Я начал понимать, что выступление Грабаря совершенно невозможное, непозволительное, и первое, что мне хотелось — мне хотелось сказать, что он противоречит себе в вопросах традиций нашего искусства. И я сказал ему: «А не знаете ли Вы такого советского художника, который помогает делу передачи традиций советскому искусству, фамилия его Грабарь, он написал книги — о Репине и о Серове». Он на это ничего не ответил, а я ещё сказал следующее: «Я не могу согласиться с Вашими предсказаниями, потому что я думаю, что наша великолепная советская страна должна родить и великолепное советское искусство». Он меня перебил и сказал: «Да, да, страна — великолепная, а искусство г…вно».
Вообще-то художники могли бы сообразить, что Грабарь лаконично разъяснил им суть новой художественной политики, идущей с самого верха. Но они продолжали не понимать и возмущаться.
Игорь Грабарь. Автопортрет с палитрой (в белом халате). 1934
«Тов. Перельман: Это не первый раз у нас с ним была дискуссия на эту тему... Грабарь всегда приходил в неистовство, когда поднимался этот вопрос, он только не прибегал к таким антисоветским формулировкам. Он просто говорил, что мы не имеем права ставить вопрос и равняться с такими гигантами, как Врубель, Серов и др. «Вот когда умрём, тогда и можно разобраться в этом!.. То, что я делаю, это дерьмо в сравнении с Врубелем и Серовым, давайте кончим об этом разговор, и вообще то, что делают советские художники, это г…вно по сравнению со старыми мастерами».
Тогда я вступил в полемику с ним и сказал: «Представьте, что Вам будет поручено — Вы знаете о триумфальном шествии нашего искусства за границей — поехать с этой выставкой. Как же Вы можете с такими установками поехать?» Он ничего не ответил.
Мы решили прервать на этом разговор… По существу говоря, он, очевидно, хотел сказать, что мы, советские художники, не можем идти ни в какое сравнение со старыми мастерами… Но ведь советское искусство становится и сделалось уже передовым искусством всего мира! Грабарь... говорит: «Я должен Вам прямо сказать — академики ничего не принимают из советского искусства». Что это значит: «не принимают», как «не принимают»? <…> Когда мы вышли с этого заседания, мы заговорили настоящим, правильным политическим языком. Плохо, что на заседании об этом не заговорили! Плохо, что мы немедленно не собрали специального Правления. Поэтому я считаю правильно ставить вопрос о Грабаре не только в аспекте его высказываний на нашем Правлении — это сузит вопрос — а надо ставить вопрос о всей деятельности Грабаря в целом».
Бедолаги, право слово. :)
Теперь мы, конечно, понимаем, что советское искусство, включая и авангард первых революционных лет, и соцреализм 40-х и 50-х годов, вовсе не было "дерьмом" или "г...вном" по сравнению со "старыми мастерами". Просто таков уж был поворот политической линии 40-х годов, что традицию следовало ставить выше современности и уж тем более выше искусства первых революционных лет.
Игорь Грабарь. Автопортрет. 1952
Игорь Грабарь. В.И.Ленин у прямого провода. 1927-1933
Journal information