Картина Татьяны Назаренко «Казнь-народовольцев» (1969). Симпатии художницы, как нетрудно догадаться по обширным крупам жандармских коней, отнюдь не на стороне жандармов :)
И вот, наконец, успех задуманного. И — казнь... На эшафоте — Софья Перовская, первая в России женщина, осуждённая на смерть за революционную деятельность. Дочь бывшего губернатора Петербурга, порвала со своим кругом, участвовала в «хождении в народ», потом аресты, суд, ссылка... Это она взмахом белого платка подала метальщику Игнатию Гриневицкому (погибшему при взрыве) сигнал бросить бомбу, оборвавшую жизнь царя. Прокурор Муравьёв, выступавший обвинителем на процессе, был другом её детства и, по легенде, она даже как-то в юные годы спасла ему жизнь... Теперь он потребовал её казни.
Взрыв второй бомбы, унёсший жизнь императора
Рядом с Перовской — Николай Кибальчич. Именно он изобрел и изготовил применённые при покушении метательные снаряды с «гремучим студнем». Накануне казни он поразил тюремщиков и жандармов, когда подал записку для Академии наук о другом своём изобретении — оригинальном проекте реактивного летательного аппарата, способного совершать космические перелёты. Жандармы ожидали, что человек в его положении может интересоваться только одной бумагой — прошением о помиловании. Но Кибальчича занимало другое... Конечно, ни в какую Академию его письмо не попало, осталось пылиться в полицейских бумагах вплоть до самого 1917 года. Потребовалась революция, чтобы «планы, что раньше на станциях лбов задерживал нищенства тормоз», стали реальностью, и в космос действительно полетели реактивные аппараты...
Марки с изображением Кибальчича выпускали не только в СССР, но и — удивительное рядом — на независимой Украине:
Теперь уж, конечно, после декоммунизации, больше не выпустят.
А ведь эти скульптуры Софье Перовской под Севастополем майданцы тоже повалили бы с радостным гиканьем, разрисовывали бы вольфсангелями, выкалывали глаза, разбивали на куски кувалдами... Возможно, даже сегодня, в годовщину казни, устроили бы «казнь номер два». К счастью, этого не случилось
Рядом с остальными первомартовцами — рабочий Тимофей Михайлов. Он пытался по дороге на эшафот обратиться к толпе, но барабаны заглушали его слова. Во время казни верёвка дважды не выдерживала веса Михайлова и обрывалась; его поднимали и вешали повторно, что вызвало бурю негодования в толпе свидетелей казни. По старой русской традиции, такого сорвавшегося с виселицы следовало помиловать (декабристов, впрочем, тоже вешали неоднократно).
Андрей Желябов. Был арестован за два дня до подготовленного им удавшегося покушения на Александра II. Сам потребовал приобщить себя к делу цареубийц. На суде произнёс яркую речь, попытавшись изложить историю и идеи «Народной воли».
Последний из казнённых в этот день первомартовцев — Николай Рысаков. Это именно он в ответ на слова царя, уцелевшего от первого взрыва — «слава Богу, я уцелел, но вот...» (показывая на раненных взрывом) ответил знаменитой фразой: «Ещё слава ли Богу?». И точно — прогремел второй взрыв, и император был смертельно ранен. На следствии и суде Рысаков проявил малодушие, давал показания против товарищей, но это его не спасло от виселицы. А Софья Перовская даже на эшафоте отказалась подойти попрощаться к Рысакову: не простила ему проявленной слабости и предательства.
В своё время Фёдор Тютчев написал о декабристах:
О жертвы мысли безрассудной,
Вы уповали, может быть,
Что станет вашей крови скудной,
Чтоб вечный полюс растопить!
Едва, дымясь, она сверкнула
На вековой громаде льдов,
Зима железная дохнула —
И не осталось и следов.
Но про народовольцев такого никак нельзя было сказать, да и про декабристов это в конечном итоге тоже оказалось неверным. И спустя ещё 36 лет, в очередном революционном марте, «весна железная дохнула», и от всей «вековой громады льдов», казавшейся Тютчеву вечной и нерастопляемой, «не осталось и следов».
Ян Нейман. Прощание. С. Перовская и А. Желябов
Любопытна история картины Василия Верещагина «Казнь заговорщиков в России». Она была написана через три года после казни. В самый этот день художника не было в Петербурге. Он приехал туда в декабре 1883 года, отправился на Семёновский плац и подробно расспросил городового, как происходила казнь. В этот момент начал идти снег. В день казни, по словам очевидцев, снега не было. Но Верещагин как будто задёрнул сцену казни белым занавесом.
В картине современники усмотрели панегирик цареубийцам, поэтому её запретили к ввозу в Россию. Когда она всё-таки попала в Петербург, то её конфисковала полиция. И лишь в 1921 году холст передали Музею Революции, где он и экспонировался до 1977 года. С конца 70-х СССР стал активно осуждать «международный терроризм», картину убрали в запасники. Сейчас она вновь вернулась на своё место в музее, который теперь называется иначе...
Василий Верещагин. Казнь заговорщиков в России. 1884
А это отзыв Карла Маркса о событиях в Петербурге, написано 11 апреля 1881 года (из письма дочери Женни):
«Следила ли ты за судебным процессом против организаторов покушения в С.-Петербурге? Это действительно дельные люди, без мелодраматической позы, простые, деловые, героические. Фразёрство и дело — непримиримые противоположности. Петербургский исполнительный комитет, который действует так энергично, выпускает манифесты, написанные в исключительно «сдержанном тоне». Его манера очень далека от мальчишеской манеры Моста и других ребячливых крикунов, проповедующих цареубийство как «теорию» и «панацею»... они, наоборот, стремятся убедить Европу, что их modus operandi является специфически русским, исторически неизбежным способом действия, по поводу которого так же мало следует морализировать — за или против, как по поводу землетрясения на Хиосе».
Фильм "Софья Перовская" (1967):
Journal information