Рисунок Бориса Ефимова из советской печати. Неприятие идей китайской «культурной революции» объединило в СССР власть и диссидентскую оппозицию
16 мая считается днём начала китайской культурной революции. До сих пор это событие вызывает очень различное отношение к себе, в том числе и среди современных левых. Одни считают её успешным примером борьбы с обуржуазившейся бюрократией, что предотвратило возможное отстранение Компартии Китая от власти и распад КНР по «советскому сценарию». Другие расценивают «великую пролетарскую культурную революцию» как чисто реакционное явление, насаждение режима личной власти. Которая, наоборот, облегчила последующее внедрение буржуазных отношений в стране.
Но тут интересно, что примерно такие же острые споры и дискуссии вокруг событий в Китае шли в СССР и полвека назад. И не только на диссидентских кухнях. В ЦК правящей партии тоже именно по этому признаку — отношению к КНР — выделилась оппозиционная Брежневу фракция «железного Шурика» (Александра Шелепина), которая выступала за «восстановление отношений с Китаем», несмотря ни на что. Для этого, в частности, требовалось «вернуть доброе имя» Сталину. Эта идея и стала знаменем Шелепина в глазах общества. Другая кремлёвская фракция — Брежнев и его сторонники – относилась к восстановлению дружбы с Пекином гораздо холоднее. Кое-какие шаги к реабилитации Сталина они предпринимали (поставили ему надгробный памятник на Красной площади, вернули положительный образ Сталина в фильмы, в книги) — но это были скорее полумеры, — и гораздо меньше того, что требовалось бы для возрождения дружбы с КНР.
Такой же водораздел проходил и в открытой советской печати. Печатные издания, имевшие репутацию либеральных – журналы «Новый мир» и «Юность», «Литературная газета» – особенно ожесточённо и настойчиво критиковали маоизм и «культурную революцию». «Литгазета» помещала даже личные карикатуры против Мао, что было скорее исключением (на одной из них, например, в 1969 году, люди в полной темноте со свечками молились на его портрет: «Да здравствует самое яркое, самое красное солнце!!!»). Ну, а типичные заголовки про Китай в той же «Литературке» выглядели так: «Люди модели Мао», «Что скрывают маоисты», «Путь Мао к власти» (серия разоблачительных полосных статей) или даже «В Китае попирают права человека» (перепечатка из «Вашингтон пост»)... Критикуя Мао, либералы эпохи «застоя», вроде Фёдора Бурлацкого, критиковали Сталина – это было очевидно для тогдашних читателей, привыкших читать между строк.
Разумеется, и главный журнал советских «шестидесятников» «Новый мир» под редакцией Александра Твардовского не отставал в этой критике. В январе-марте 1968 года он опубликовал документальную повесть Алексея Желоховцева «Культурная революция» с близкого расстояния» (позднее она вышла и отдельной книгой). Это была, пожалуй, наиболее яркая публикация во всей советской печати о китайской «культурной революции».
На общем фоне публикация Алексея Желоховцева (с подзаголовком «Записки очевидца») выглядела особенно живой и подробной. Само собой, Желоховцев не жалел чёрных красок для изображения событий «культурной революции». Однако, как и всякое масштабное полотно, его повествование вместило слишком много незапланированных подробностей. И оттого стало далеко не столь однозначным.
Например, в нём настойчиво повторялась подробность о том, как бедно одеты и неважно питаются молодые люди, начавшие «культурную революцию»: «Это были студенты младших курсов в заплатанной белёсо-синей одежде, выцветшей от солнца и стирок». «Я почему-то обратил внимание на их невероятно худые руки». «Вдоль здания бегал молодой человек лет двадцати в невероятно застиранной и заплатанной одежде, с короткими, не по росту рукавами». «Ребята держались прилично, а их измождённый вид и потрёпанная одежда вызывали даже сочувствие. Да, ели они не досыта — я знал, как питаются китайские студенты: чашка риса, пампушка, чай». «С обочины тротуара разглядываю идущих. Все они очень молоды. Латаная, заношенная одежда. Шарканье ног об асфальт — многие босы (!), на других видавшие виды кеды». И на этом фоне: «Я понял, насколько хорошо по китайским стандартам одеваются официальные лица. Их скромная одежда всегда новая, они освобождены от распределения тканей по талонам и поэтому выглядят куда лучше «человека улицы».
А вот характерная сценка периода начала «культурной революции». Ещё нет возникшего позже словечка «хунвейбины», как нет и словечка «каппутисты» («стоящие у власти и идущие по капиталистическому пути») — есть просто недовольные, бунтующие студенты и пытающееся осадить их начальство. И есть стенная печать, в которую выплёскивается всё напряжение между ними.
А. Желоховцев: «Стена была заполнена жалобами и прошениями обиженных местными властями, в них говорилось о злоупотреблениях, о пороках.
Тут же висел длинный список мебели и прочего имущества в особняке парторга Чэна; подумать только: у него, кроме супружеской двуспальной кровати, была ещё и софа для гостей! Студенты читали и возмущались. Сами они жили в узких комнатушках вчетвером и спали на двухэтажных деревянных нарах. В центре... висело заключение "революционной группы расследования", которая поработала в столовой для профессоров и кадровых работников университета.
«Наши профессора и начальство из чёрной банды, — начиналось заключение, — каждый день имели выбор из ста блюд феодальной кухни, которую они лицемерно называли «национальной»...» Далее перечислялось число свиных и говяжьих туш, съеденных в профессорской столовой за прошлый месяц и за прошлый год, — число немалое, несколько сотен, тысячи кур и уток, сотни литров масла, десятки тысяч яиц.
Истощённые, бледные лица студентов искажались гневом. Переспрашивая друг друга, они лихорадочно записывали эти кричащие цифры. Толпа гудела от возмущения.
На одном из листов была изложена жалоба на «кровавое преступление». Речь шла о самоубийстве юноши, приехавшего из деревни, которого с лёгким сердцем отчислили за неуспеваемость».
То ли сам автор, то ли его редакторы пытались всё-таки как-то смягчить, загладить остроту социального расслоения в Китае. Например, в книжном варианте очерков Желоховцева в списке мебели парторга Чэна, кроме двуспальной кровати и софы, имелась ещё «кушетка» — в журнальном варианте она куда-то испарилась... Зато дом Чэна, в журнале именовавшийся по-буржуазному «особняк», в книге превратился в более безобидный «коттедж».
Желоховцев раз за разом отмечал своё уважение и симпатию к бедности участников «культурной революции». Но странно, нетипично и парадоксально для советской печати было то, что она в этой ситуации вдруг открыто оказалась на стороне богатых (по китайским меркам) против бедных. Случай почти уникальный...
Заклеймить протестующих бедняков, в общем, было нетрудно — живописуя всевозможные эксцессы «культурной революции». Оправдать их противников — немножко труднее. Сам автор мемуаров пытался найти какие-то слова в оправдание богатства начальства в бедном Китае. Вот его спор с одним из молодых участников «культурной революции». Тот с возмущением говорил о бывшем начальстве:
— После победы революции они хотели жить в довольстве, ни в чём себе не отказывая.
— А разве революция не для того, чтобы людям жилось хорошо? — хитро возражал Желоховцев.
— Революция совершается во имя революции! Революция вечна...
Но тут, конечно, автор явно лукавил — целью революции уж точно не была зажиточная жизнь для немногих привилегированных.
Как известно, эхом событий в КНР стали студенческие баррикады в Париже мая 1968 года, да и общемировой молодёжный протест тех лет во многом вдохновлялся именно идеями «культурной революции». Но в Советском Союзе они не вызвали почти никакого отклика, кроме негативного. Новые выступления и статьи Мао Цзэдуна в Москве в те годы аккуратно печатались том за томом в издательстве «Прогресс» — для узкой аудитории, руководства, которое их, возможно, внимательно изучало. Но никакого отзвука в «широкой публике» они не получали.
Бюрократам, угодившим под кеды хунвейбина, не позавидуешь. Надпись на плакате гласит «Прикончим Ли Цзинцюаня [партийного секретаря в провинции Сычуань] и небольшую горстку его единомышленников!»
Весьма характерен в этом плане спор бывшего советского гражданина и политзэка сталинских времён Кароля и писательницы Евгении Гинзбург (известной как автор лагерных воспоминаний «Крутой маршрут», а также как мать писателя Василия Аксёнова). Спор между ними происходил в 1970 году. Вот как излагал его писатель Лев Копелев:
«В октябре 1970 года в Москву приехал президент Франции Помпиду. В числе сопровождающих его журналистов был Кароль — известный публицист-политолог, автор книг о Китае и Кубе. Он родился в Польше, в семье коммунистов, в 1939 году шестнадцатилетним бежал от гитлеровцев на восток; окончил школу в Ростове, поступил в университет, стал солдатом; был арестован за «антисоветские разговоры». Из лагеря опять попал на фронт в штрафбат. После войны репатриировался в Польшу и оттуда уехал во Францию. Кароль — «независимый левый»...
Кароль очень обрадовался, когда мы его познакомили с Евгенией Гинзбург.
— Ваша книга [«Крутой маршрут»] — замечательное произведение. И документальное, и художественное. Мало сказать правду, нужно еще, чтобы ей поверили. И поверили не только те, кто ничего не знает, но и предвзятые, обманутые. Ваша книга и убеждает, и переубеждает.
Кароль понравился ей так же, как и нам. Они разговаривали вполдружелюбно, пока он расспрашивал, слушал. Но едва он сочувственно отозвался о Че Геваре, о студенческих бунтах в Париже в мае 1968 года, она рассердилась:
— Да что вы такое говорите? Этот Гевара — обыкновенный бандит, фанатик, а ваши мальчишки и девчонки просто ошалели от дурацких лозунгов, от наркотиков. Молятся на этого Гевару, а еще хуже — на Мао.
Китайский плакат эпохи культурной революции. Подпись: «Решительно разбить тех партийных руководителей, которые предпочитают следовать по капиталистическому пути! Раздавить контрреволюционные устремления к реставрации капитализма!»
Кароль пытался возражать, но она прерывала его все запальчивее, все громче:
— Простите, но вы ничего не понимаете... Ваш Сартр — идиот или подлец. Да как можно говорить о революции после всего, что было? Все революции преступны. Безнравственны! Бесчеловечны!
Её голосисто поддерживали ещё некоторые участники беседы. Каролю с трудом удавалось прорываться.
Китайский плакат эпохи культурной революции. Подпись: «Уничтожить как бешеных собак тех, кто выступает против председателя Мао!»
— Позвольте, позвольте, я не могу понять. Вы не верите вашим газетам, когда они пишут о Западе или о вашей стране. Почему же вы им верите, когда они врут о Китае? А я там был. Дважды. И подолгу. Ездил по стране. Разговаривал и с Чжоу Эньлаем, и со студентами, и с рабочими. У них там многое плохо, отвратительно. Есть и фальшь и жестокость. Но их система совершенно иная, чем ваша. Культурная революция была сначала именно революцией. Молодёжь восстала потому, что не хотела мириться с бюрократией и не хотела таких порядков, как у вас. Мао был достаточно умён и не только не пытался подавлять это движение, но стал направлять его. Конечно же, в Китае много страшного, жестокого. И я об этом писал. Но у них там совсем другие порядки, чем у вас. И политика противоположна вашей... Вы воспитаны в сталинской школе нетерпимости. Вы бросаетесь из одной крайности в другую. Я понимаю ваш гнев. Вчера и сегодня был с Помпиду на приёмах. Бюрократические спектакли. Пошлые, глупые ритуалы. Я хожу по улицам и вижу, как не похож мир Кремля и министров на мир улиц, магазинов, пивных и на этот ваш мир. Между ними пропасти. Но сейчас я наблюдаю странный парадокс — эти разные миры совпадают в одном: они чрезвычайно консервативны. Можно понять, почему ваше правительство не хочет самодеятельности масс. Но, оказывается, и вы отвергаете все революции, потому что они безнравственны. Что же, вы хотите их запрещать? Не допускать? А вам нравятся землетрясения или тайфуны? Они тоже безнравственны и бесчеловечны!
Китайский плакат эпохи культурной революции. Подпись: «Непримиримо критикуй реакционную линию партийного бюро города Шанхая, направленную на восстановление класса капиталистов. Присягни на верность во время митинга и высоко пронеси великое красное знамя идей Мао Цзэдуна!»
— Ах, неизбежность революции! Это сказка, придуманная Марксом. У нас в двадцатые годы троцкисты кричали о мировой революции. А теперь и вы о том же. Шведы и англичане [sic!] обошлись безо всяких революций. У них безработные живут лучше наших рабочих и наших профессоров.
Китайский плакат эпохи культурной революции. Подпись: «Бездействие — ничто, движение – всё. Стремительно действуйте!»
— Вы забываете, что и там были в свое время революции. Да и сегодня не все там согласились бы с вами, что они живут как в раю. А неизбежность революции — совсем не сказка. Пример — май 1968 года, он застал нас врасплох. Это была настоящая стихийная революция. Коммунисты растерялись больше всех. Теперь мы стараемся извлекать уроки. Мы должны быть готовы к неизбежным потрясениям, чтобы предотвратить такие разрушения, такие жертвы, которых можно избежать, чтобы революция не вырождалась в террор, в тоталитаризм. Мы не хотим повторять ни вас, ни китайцев.
Китайский плакат эпохи культурной революции. Подпись: «Высоко нести красное знамя Мао Цзэдуна и проводить осуществление великой пролетарской культурной революции до конца. Революция — не преступление, бунт — дело правое!»</i>
— Не хотите, не хотите, но умиляетесь китайским палачам, так же как Ромен Роллан и Фейхтвангер умилялись нашим палачам. Вы пресыщенные снобы, вы с жиру беситесь, сами не понимаете, что делаете! Вы и себя погубите в конце концов. Опомнитесь, когда уже поздно будет!
Кароль тоже разгорячился, перестал сдерживаться и кричал уже почти как его оппоненты.
Китайский плакат эпохи культурной революции. Подпись: «Горячо приветствуем основание революционного комитета Синьцзяна!»
— Это не так, это всё не так! Мы стараемся вас изучать и понимать. Поймите же и вы — кроме ваших вчерашних бед сегодня есть и другие страшные беды. На земле миллиард голодающих. Ежедневно от голода умирают сотни тысяч людей. Во Вьетнаме, в Индонезии ежедневно убивают людей. Убивают, и пытают, и мучают... Мы сочувствуем вам. Мы говорим и пишем о Солженицыне, Синявском, Даниэле, Гинзбурге, Галанскове, ходатайствуем, протестуем. Но мы не можем забывать о страданиях других людей в других странах... Мы ввязались в политическую борьбу только потому, что так велит нам совесть, велит сострадание... А вы это называете снобизмом!
Спор иссякал безысходно. Кароль ушёл едва ли не в отчаянии.
Китайский плакат эпохи культурной революции. Подпись: «Тепло приветствуем формирование революционного комитета города Пекина!»
На следующий день он говорил мне:
— Гинзбург замечательная женщина. Я и раньше знал, что она прекрасная писательница. А вчера любовался её пылом, её молодой страстностью. Она была похожа на наших студентов, на самых радикальных, тогда, в мае. Но она их проклинает, не хочет понимать. Это ужасно, что лучшие ваши люди становятся такими убеждёнными реакционерами. Это одно из самых жестоких последствий сталинизма.
А Евгения Семёновна, вспоминая о Кароле, говорила:
— Он, конечно, умён и многое знает. Но только мозги у него набекрень. Типичный троцкист. Я их встречала в молодости. Один из таких даже ухаживал за мной. Противный был крикун. Я их всегда не любила. И вот извольте — полвека спустя то же самое: «мировая революция!», «управлять стихиями»; «они там на Западе совсем обезумели».
Китайский плакат эпохи культурной революции. Подпись: «Продвигаться сквозь шторм по стопам председателя Мао!»
Поразительно, что в пылу спора Гинзбург вдруг вспомнила, как в 20-е годы, будучи в ВКП(б) и поддерживая сталинское большинство, именно таких «типичных троцкистов», как Кароль, она особенно не любила! Ведь в 20-е годы она была сторонницей Сталина, а в 70-е — типичным «советским либералом-шестидесятником». Её фразы, которые цитирует Копелев — это стандартные либеральные мемы («Все революции преступны. Безнравственны! Бесчеловечны!», «Шведы и англичане обошлись безо всяких революций», которые и сейчас в полном ходу, даже ещё больше, чем полвека назад).
И вот между этими двумя Гинзбург, сталинкой 20-х и антисталинисткой 70-х годов, между которыми вроде бы — пропасть, вдруг обнаружилось едва ли не полное тождество! Основанное на неприятии «мировой революции». Это факт, который я даже не стану комментировать, но над которым советовал бы задуматься тем, кто, как она в 20-е и 70-е годы, не любит «противных крикунов-троцкистов», желающих новых революций и «управлять стихиями».
Ну, а Кароль, разумеется, был в том споре прав на 100%. (Или, может быть, на 99%, поскольку Солженицын уже и тогда обнаруживал качества дельца и прохвоста, и нуждался не в поддержке, а в разоблачении…) «Это ужасно, что лучшие ваши люди становятся такими убеждёнными реакционерами». Хотя Кароль немного ошибался и, например, Варлам Шаламов, прошедший ничуть не меньшие испытания, чем Гинзбург, высказывался о Че Геваре совершенно иначе. Да и реакционером он, несмотря ни на что, не стал, в отличие от Гинзбург, Солженицына и прочих.
Хранительница литературного наследия Шаламова Ирина Сиротинская вспоминала, что В.Т. Шаламов «часами рассказывал… о Че Геваре так, что и сейчас я ощущаю сырость сельвы и вижу человека, фанатично продирающегося через неё». В дневниках Шаламова есть две короткие записи, посвящённые Че. «Как ни хорош роман «Сто лет одиночества», он просто ничто по сравнению с биографией Че Гевары, по сравнению с его последним письмом». «Единственность Гевары в том, — писал Шаламов, — что он взял автомат, — надо было — машину. И ещё в том, что не мог примириться».
Китайский плакат эпохи культурной революции. Подпись: «Хватит демагогии, вор Лю ([председатель КНР] Лю Шаоци), мы будем драться до последней капли крови!»
Фокус, однако, в том, что Шаламов в 20-е годы был, пользуясь выражением Гинзбург, как раз «крикуном-троцкистом» и даже участвовал в оппозиционной демонстрации троцкистов 7 ноября 1927 года. Кстати, не прослеживается ли некой параллели между теми демонстрантами 1927 года, которые протестовали против «термидорианской бюрократии» и которых Троцкий обозначил своим знаменитым выражением «молодёжь как вернейший барометр партии» (оно вошло даже в «Краткий курс истории ВКП(б)»), и китайскими студентами и хунвейбинами 60-х годов, времён «культурной революции»?
Китайский плакат эпохи культурной революции. Подпись: «Полностью критиковать китайского Хрущёва ([председателя КНР] Лю Шаоци) с политической, идеологической и теоретической точки зрения!»
Ещё стоит отметить, что существовала внутри СССР и другая точка зрения на «культурную революцию», её представлял, в частности, Михаил Шолохов (1905—1984). Писатель часто поддерживал Советское правительство, но по некоторым вопросам имел собственную точку зрения, не совпадавшую с официальной позицией. Так было и в этом случае. Журналист Георгий Яковлев (1936—2019) вспоминал:
«Однажды главный редактор «Комсомолки» Борис Панкин дал мне задание: «Завтра тебе передадут брошюру, которую выпустили китайцы, где «размазан» рассказ Шолохова «Судьба человека». Пусть он выскажется по этому поводу. И хорошо бы, чтобы дал оценку движению хунвейбинов». Приехал я вечером в Вешенскую, через помощника передал брошюру. Шолохов встретил меня утром в своём рабочем кабинете на втором этаже, был он в белой рубашке, лицом строг, неулыбчив.
— Расстроил ты меня этой книжонкой, — сказал писатель. — Не ожидал. Соколова за предателя выдают, считают, что ему надо было голову сложить... Теоретики марксизма! Борису привет передай, а писать ничего не буду... Я с молодой горячностью начал было уговаривать Шолохова: дескать, надо же дать отпор зловредным хунвейбинам. Михаил Александрович закурил и ответил...».
Ответ Шолохова очень любопытен, Георгий Яковлев пересказывал его не один раз, с некоторыми вариациями. Вот эти пересказы:
«Я не знаю, что сейчас в Китае происходит. Мне говорили, что идёт борьба с бюрократией. Жестокая, азиатская».
«Это всё наши газеты пишут, а сам я не знаю, что там происходит. Возможно, идёт борьба с бюрократией, пусть даже по-азиатски жестокая, но нужная».
«Это всё газеты пишут, а сам я не знаю, что там происходит. Мне говорили, что идёт борьба с бюрократией. Жестокая, азиатская. Не хочу, чтобы на мою могилу потом камни бросали».
Так что присутствовала в СССР и такая точка зрения на «культурную революцию». И не только среди рядовых граждан, никому не известных, но и среди достаточно знаменитых людей, как М.А. Шолохов.
Семья Шолоховых в посольстве СССР в Швеции. Стокгольм. 10 декабря 1965
Китайский плакат эпохи культурной революции. Подпись: «Разрушим старый мир и построим новый!»
Китайский плакат эпохи культурной революции. Подпись: «Изучайте тексты речей товарища Цзян Цин (жены Мао) — отдайте ей дань своего уважения!»
Китайский плакат эпохи культурной революции. Подпись: «Реакционеров надо подавлять! Если вы первыми не нападёте на них, то они не отступят!»
Культурная революция в иллюстрациях:
Культурная революция в разгаре. Хунвейбины («красногвардейцы») на площади Тяньаньмынь. 1966 год
16 мая 1966 года считается днём начала китайской культурной революции. Небольшая подборка иллюстраций об этом событии.
«Великий революционный заплыв» председателя Мао по Янцзы 16 июля 1966 года. Мао показал, что оснований к его отставке «в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья» (как за полтора года до того обосновали отставку Хрущёва) нет
То же на фотографии
Хунвейбины («красногвардейцы»)
«Маленький красный солдат» (хунсяобин) в рваной одежде грозит кулачком буржуазии
Дацзыбао (стенная печать, «газеты больших иероглифов») на улицах Пекина. Дацзыбао в определённых местах мог вывесить любой желающий
Люди читают дацзыбао
Важным орудием борьбы стал подготовленный Линь Бяо сборник цитат Мао Цзэдуна
Культурная революция шла под портретами Мао и с его цитатниками («красными книжечками») в руках
Сценки из революционных опер и балетов эпохи «культурной революции». Фотографии сотрудника агентства Синьхуа Zhang Yaxin.
Премьер Госсовета КНР Чжоу Эньлай (1898—1976)
1972. Во время обеда Чжоу Эньлая с президентом США Ричардом Никсоном
1981 год. На скамье подсудимых — «банда четырёх»: Цзян Цин; Чжан Чуньцяо, некогда глава Шанхая; Яо Вэньюань, литературный критик, и Ван Хунвэнь — заместитель Мао, бывший шанхайский рабочий, участник Корейской войны. До амнистии доживут только двое: Чжан и Яо
Суд. Вдова Мао Цзян Цин в наручниках и на скамье подсудимых
Действует параллельный блогу дзен-канал «Исторические хроники»
Подписывайтесь, если понравилось.
Journal information