Сегодня (14 октября) — очередная годовщина отставки Никиты Хрущёва и избрания Первым секретарём ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева. В связи с этим, вероятно, уместен очередной "урок политики" от Леонида Ильича, который, кстати, как раз связан с его избранием.
Всем известно по народным сказкам: если сказочный герой слишком откровенно стремится к богатству и власти, то непременно останется в конце концов у разбитого корыта. А вот Иван-дурак совсем как будто не старается взойти на престол, и потому судьба сама надевает на него царский венец. Все это знают, но не все понимают, что та же логика действует и в реальной жизни.
Соперники Брежнева позднее язвительно вспоминали, как нерешительно он вёл себя при подготовке заговора. "Брежнев отчаянно трусил, иногда чуть не до истерики", — передавал такие рассказы Г. Арбатов. Очевидцы в один голос рисуют такую картину: "Брежнев очень нервничал. Он страшно был перепуган" (Егорычев). "Брежнев трусил. Боялся. Не брал трубку" (Шелепин). "Страшно это было. Брежнев дрожал, заикался, у него посинели губы" (Шелест). "Господи, как же он не хотел брать трубку!" (Семичастный).
Речь идёт о следующей истории: Леонид Ильич долго не решался позвонить Хрущёву в Пицунду, чтобы вызвать его в Москву. Брежнев (если верить воспоминаниям его будущих врагов) поднимал трубку, но потом обессиленно клал её обратно на аппарат. Говорил:
— А почему я должен разговаривать? Пусть кто-нибудь другой.
Окружающие уговаривали его набраться мужества и твёрдости духа. Он снова брал трубку... и снова тяжело опускал её. Так повторялось несколько раз, пока, наконец, в него не сумели вдохнуть необходимую решимость. "Мы его чуть не силой подтащили к телефону", — говорил позднее В. Семичастный.
Рассмотрим эту сценку более внимательно. Около восьми часов вечера 12 октября 1964 года. Заговорщики собрались в квартире Брежнева на Кутузовском проспекте. Всё их напряжение как бы сошлось в одном фокусе, в одной точке, и эта точка — телефонный аппарат. Поговорить по нему означает бросить жребий, перейти Рубикон. Заговор станет явным, и возврата назад после этого уже не будет. Телефонная трубка кремлёвской "вертушки" превратилась в нечто вроде царского скипетра или державы — поднять её значит принять на себя власть.
Как же понимать поведение Брежнева? Самое простое объяснение: он боялся и не мог с собой справиться. Допустим, что так оно и было. Но нет ли в его действиях какой-то чрезмерности, какого-то преувеличения? Почему он не боялся предстать перед своими сообщниками безвольным и мягкотелым, чересчур слабым? Рискнём предположить: именно таким он и хотел выглядеть перед ними! Они уже достаточно натерпелись от излишне властного и волевого Никиты Сергеевича. Из-за этих качеств они и захотели теперь от него освободиться.
Слабость, неуверенность, нерешительность были для них самыми желанными качествами будущего вождя. И чем больше Брежнев показывал свои сомнения и страхи, тем больше очков набирал он в глазах соратников. Пожалуй, если бы он твёрдо и крепко схватился тогда за трубку, ставшую на минуту зримым воплощением высшей власти, в окружающих могло зашевелиться беспокойство: "что-то он слишком охотно берётся за вожжи, уж не ошиблись ли мы в своём выборе?".
Несколько раз соискатель царского звания обессиленно опускал трубку на аппарат, как бы говоря своим жестом: нет, не могу, не справлюсь, увольте. И несколько раз его соратники ободряли и подталкивали его. Сами при этом всё сильнее укрепляясь в своём намерении именно этого человека, такого мягкого и слабого, такого послушного их воле, поставить во главе страны. Можно сказать, что когда Леонид Ильич всё же неохотно, через силу поднял трубку и начал разговор, возведение на престол состоялось. Хотя борьба ещё не закончилась, на голове у него уже сверкала невидимая корона.
Во время разговора Хрущёв, как обычно, ругался в своём стиле. "У вас что, в ж..пе чешется?". Его ведь нет в столице всего пару дней. "И вы уже там обоср..лись, вопросов решить не можете". Брежнев очень мягко, вежливо настаивал: "Все собрались... Без Вас нельзя... Мы просим". "Я подумаю", — в конце концов уступил Хрущёв. Он уже догадывался, в чём дело. Повесив трубку, премьер обратился к Микояну, который отдыхал вместе с ним:
— Это они хотят обо мне поставить вопрос. Ну, если они все против меня, я бороться не буду.
"Я сказал: "Правильно", — вспоминал Микоян. — Потому что как бороться, если большинство против него? Силу применять? Арестовывать? Не то время, не та атмосфера, да и вообще такие методы уже не годились. Выхода не было".
Вечером Брежнев перезвонил. "Хорошо, прилечу я", — сказал премьер.
P. S. Разумеется, могут сказать: но ведь известны и противоположные примеры, вот, например, другой Ильич, не второй, а первый, разве он не уверенно и смело шёл к власти, разве он не провозгласил, что "Есть такая партия!". Так, значит, данный "урок политики", по меньшей мере, не абсолютен! Нет. Урок всё-таки абсолютен, к власти Ленин решительно двигал не себя лично, а свою партию, а сам... как это ни покажется удивительно, но... тоже отказывался от поста лидера.
Свидетельство Анатолия Луначарского: "Сначала Ленин не хотел войти в правительство. Я, говорит, буду работать в Ц. К. партии... Но мы говорим, — нет. Мы на это не согласились. Заставили его самого отвечать в первую голову. А то быть критиком всякому приятно..."
На политических биографиях Сталина и Хрущёва, которые также в первый период своей деятельности всячески избегали роли единоличных вождей, останавливаться уже не буду...
Предыдущие посты по теме:
1. Урок политики (от Сталина, про добродетели)
2. Урок политики (от Брежнева, про рога и про корону)
Journal information