Заметка оппозиционного «Синего журнала»: «Траурная процессия на Невском. На похоронах Г.В. Плеханова — первого русского социал-демократа — «вождя русских рабочих» — обнаружилась трагедия его жизни, вернее, его смерти. Знаменитый учёный, один из умнейших и талантливейших людей ХХ века, отдавший всю жизнь рабочему классу, оказался одиноким. Хоронили его не народные, широкие массы — но русская интеллигенция преимущественно. Впрочем, такова печальная судьба русской революции. Глубокое светлое знание, исключительный интеллект — оказались за бортом. Революционная стихия вынесла на гребень девятого вала людей совсем иного склада, которые могли импонировать толпе и увлечь её за собою с помощью совсем иных данных, чуждых всей натуре Плеханова...»
Как известно, Владимир Маяковский в поэме «В.И. Ленин» написал:
Если бы выставить в музее
плачущего большевика,
весь день бы в музее торчали ротозеи.
Ещё бы — такое не увидишь и в века!
Но Владимир Владимирович погорячился — возможно, потому, что сам недолго был в партии и не очень хорошо знал большевиков, а после революции оставался беспартийным. В действительности, конечно, большевики в этом отношении не сильно отличались от всех остальных людей. Да Маяковский и сам себя опроверг в той же поэме:
Превозмог себя
и встал Калинин.
Слёзы не сжуешь
с усов и щёк.
Выдали.
Блестят у бороды на клине.
Мысли смешались,
голову мнут.
Кровь в виски,
клокочет в вене:
— Вчера
в шесть часов пятьдесят минут
скончался товарищ Ленин!
Но слёзы по случаю утраты, чьей-то смерти — это вещь обычная, понятная. Более сложен вопрос: а бывали ли такие политические события, которые заставляли большевиков плакать?
Да, бывали. Например, весной 1918 года Николай Бухарин, в то время «левый коммунист», как-то не выдержал и расплакался, когда ЦК принял решение принять против наступающих кайзеровских войск военную помощь от Антанты. Сформулировано это было под диктовку Владимира Ильича с типичной ленинской прямотой, враги сказали бы — с цинизмом: «Принять помощь разбойников французского империализма против немецких разбойников». «Что мы делаем? — восклицал Николай Иванович сквозь слёзы после этого заседания. — Мы превращаем партию в кучу навоза». «Бухарин вообще лёгок на слёзы и любит натуралистические выражения», — замечал по этому поводу Троцкий. Но, может быть, рыдать по политическим поводам был способен «мягкий как воск», по характеристике Ленина, Николай Иванович, а уж твердокаменный Владимир Ильич такого себе никогда бы не позволил?
Нет, как раз в эти дни случилась политическая ситуация, которая довела Ленина до слёз. Кстати, этот случай позволяет нам лучше понять психологию Владимира Ильича. А ситуация была такая: 30 мая 1918 года скончался учитель и бывший друг Ленина Георгий Плеханов. Похороны его состоялись 9 июня.
Похороны Г.В. Плеханова. Петроград, 9 июня 1918 года
Фото Карла Буллы
Справа — Вера Засулич, начинавшая с Плехановым в России проповедь марксизма
Похороны часто в истории становились акциями протеста, фронды или даже революционной оппозиции. Так было, например, с похоронами большевика Баумана в октябре 1905 года, которые превратились в репетицию вооружённого восстания в декабре того же года. В СССР так было, например, с похоронами левого оппозиционера Адольфа Иоффе, которые в ноябре 1927 года стали последней легальной демонстрацией оппозиции, где выступал уже исключённый из партии Троцкий.
Заметка оппозиционного «Синего журнала»: «Г.В. Плеханов в гробу. Кончина Г.В. Плеханова явилась крупнейшим событием в русской общественной жизни. В откликах на трагическую смерть покойного, проникших в печать, отобразилась с чрезвычайной яркостью структура современного русского общества, его настроения и упования. На могиле Плеханова сошлись полюсы нашей печальной действительности. Вместе с Плехановым сходит в могилу много несбывшихся надежд, неосуществлённых идеалов, которыми жило несколько поколений русской молодёжи».
Конечно, и похороны Плеханова не избежали этой участи. Поскольку Георгий Валентинович после Октября не принял советской власти, они превратились в массовую демонстрацию оппозиции. А Григорий Зиновьев в «Правде» заявил: «Мы не пойдём на похороны нашего бывшего учителя, который на склоне своих лет перешёл на сторону наших злейших врагов». Большевики решили почтить память своего учителя иными способами — например, провели чрезвычайное заседание Петросовета в честь Плеханова. А похороны, таким образом, оказались отданы на откуп правой оппозиции, и она оказалась там вся, начиная с меньшевиков и правых эсеров, продолжая кадетами и заканчивая даже монархистами.
Именно к этому дню относится одно из последних появлений на политической сцене РСФСР известного депутата Госдумы и черносотенца Владимира Пуришкевича. Он ещё в конце 1917 года угодил в советскую тюрьму за заговор, устроенный совместно с белым генералом Калединым, в ходе которого он, по собственному признанию, собирался разделаться с большевиками с помощью «виселиц». За это кровожадная советская власть упекла вождя чёрной сотни отдыхать в кутузку... аж на целых полгода. Уже в начале мая 1918 года он вышел на свободу по амнистии. И, узнав о крупном политическом событии — похоронах Плеханова — решил отличиться и поучаствовать и тут.
Владимир Пуришкевич (1870—1920)
Правда, не лично — учитывая скандальную репутацию Владимира Митрофановича, он имел основания опасаться, что нарвётся, как минимум, на оскорбление действием кое от кого из участников похорон, не вполне забывших учение Маркса. Но он прислал на могилу бывшего вождя социал-демократии прощальный венок с эпатирующей, по его обыкновению, политической надписью, которая врезалась в память участникам похорон. Публицист-веховец Александр Изгоев (1872—1935), которого, конечно, тоже занесло на эту траурную церемонию с венком от кадетской партии, вспоминал: "На похоронах Г.В. Плеханова рядом со мной, нёсшим зелёный кадетский венок, шла маленькая депутация от Союза Михаила Архангела, обращавшая на себя всеобщее внимание. Двое юношей, сложив стулом кисти своих рук, несли небольшой крест, красиво перевитый зелёным плющом. На кресте надпись:
Русь диктовала б мир своим врагам в Берлине,
Когда б народ наш шёл путём, указанным тобой.
В. Пуришкевич».
Впрочем, на фотографии мы видим несколько иной текст на ленте, видимо, Изгоева слегка подвела память: «Русь диктовала бы мир в Берлине, если бы Русский социалист в дни бранных бурь шёл по путям, указанным тобою. От Монархиста В. Пуришкевича. Политическому врагу великому Русскому Патриоту Социалисту Г.В. Плеханову».
Об этом привете основателю русского марксизма от черносотенцев написали все основные газеты. Ленину о похоронах его учителя рассказывал очевидец, Владимир Ильич слушал «страшно бледный». Но когда дошло до венка от Пуришкевича, он не выдержал и расплакался...
Ленина глубоко, в самое сердце уязвил тот факт, что враг, монархист-черносотенец публично хвалит его учителя, Плеханова...
Потом Пуришкевич — довольно осмотрительно, не дожидаясь начала красного террора — уехал на Дон, к белым, среди которых и умер от тифа в 1920 году. Венок Плеханову оказался его последней политической акцией в Советской России... Но если бы вождь Союза Михаила Архангела узнал, что он своей финальной выходкой сумел вызвать слёзы у самого председателя Совнаркома, то, вероятно, был бы чрезвычайно доволен.
Советский плакат (фрагмент)
Ещё о Пуришкевиче:
100 лет назад. Приключения одного убийцы
Journal information