"А это не должно вас волновать. Люди могут быть и не согласны, но земля чужая. Её надо вернуть и забыть всё, что произошло, как страшный сон. Только тогда Россия вернётся в состав цивилизованных государств."
Ну, разве не круто? Разве не здорово?
Хотя вот бы я посмотрел, как цветисто и многословно стали бы возмущаться и негодовать те же самые отечественные либералы, если бы четверть века назад коммунисты заявили: все народы СССР имеют полное право на самоопределение и могут присоединяться хоть к Европейскому Союзу, хоть к Африканскому Союзу (правда, он тогда звался Организацией Африканского Единства)... но без земли. Тысяча извинений, самоопределяйтесь на все четыре стороны, но, sorry, землю придётся оставить в СССР. Вот бы они тогда взвились!
P. S. Сейчас, конечно, камешек в Макаревича не метнёт только ленивый. Однако я писал о нём и пять лет назад примерно так же, как и сейчас (извиняюсь за самоцитирование): "Давно ли, например, строки известной песни – "Не стоит прогибаться под изменчивый мир – пусть лучше он прогнётся под нас" – воспринимались, как эдакий музыкальный манифест "великого отказа". И вот, пожалуйста... авторы песни исполнили её на известном концерте на Красной площади в честь дорогих Владимира Владимировича и Дмитрия Анатольевича. Кто под кого в итоге прогнулся – это уж всяк понимай как хочешь: то ли музыканты под мир, то ли мир под музыкантов. Да какая, к чёрту, разница! От перемены мест слагаемых поза не меняется."
И ещё в связи с г-ном Непрогибаемым вспоминается старый фельетон Аркадия Аверченко про Фёдора Шаляпина "Хамелеон". Фельетонист-белогвардеец аккуратно ставил в ряд несколько известных биографических фактов из жизни артиста:
– что в 1905 году Шаляпин с большим эффектом спел со сцены революционную "Дубинушку";
– что в 1909 году Шаляпин на сцене Мариинского театра неожиданно бухнулся на колени перед государем-императором;
– что в 1919 году Шаляпин, певший Гремина в "Евгении Онегине" на сцене того же Мариинского театра, в знак протеста против наступления белых армий на Петроград сорвал с себя офицерские погоны и бросил их в оркестр...
И делал такой вывод: "Ах, широка, до чрезвычайности широка и разнообразна русская душа! Многое может вместить в себя эта широкая русская душа… И напоминает она мне знаменитую «плюшкинскую кучу». У Гоголя. Помните? «Что именно находилось в кучке — решить было трудно, ибо пыли на ней было в таком изобилии, что руки всякого касавшегося становились похожими на перчатки; заметнее прочего высовывались оттуда отломленный кусок деревянной лопаты и старая подошва сапога». Так и тут: всё свалено в самом причудливом соприкосновении: царская жалованная табакерка с вензелем и короной, красная тряпка залитого кровью загрязнённого флага, грамота на звание «солиста Его Величества», ноты «Интернационала» — и тут же заметно высовывается краешек якобсонского «Трехцветного флага». Мала куча — крыши нету!".
Journal information