Самуил Адливанкин (1897-1966). «Голосуют за исключение кулака из колхоза». 1931
Продолжим рассмотрение «классовой истории» СССР. Итак, первой силой, на которую опирался «левый поворот», или «антикулацкая революция» (как её назвал Н.И. Бухарин) в деревне, были рабочие.
2. Второй, и не менее важной опорой стала, как и в 1918 году, деревенская беднота. Если в РСФСР комбеды (комитеты бедноты) канули в прошлое вместе с политикой «военного коммунизма», то на Украине аналогичные комитеты (комнезамы, комитеты незаможных селян) распущены не были и действовали все 20-е годы и затем до 1933 года. Любопытно, что левая оппозиция в своей платформе апреля 1930 года (подписанной Х. Раковским, В. Коссиором, Н. Мураловым и др.) оценивала этот факт весьма положительно: «Украинские Комнезамы сохранились потому, что постояли за себя и не позволили ликвидаторской попытке 1924–1925 годов пойти дальше их превращения из организаций полупринудительного типа в организации вольные».
Классовый конфликт в деревне вовсе не был выдумкой злых большевиков. Неумолимое нарастание социального расслоения села в годы нэпа отмечал даже такой апологет этой политики, как Н. Устрялов: «Стихия вольного рынка давала себя знать со всеми своими сопутствующими признаками. В 1923-1927 исследователи констатируют заметное усиление дифференциации, социального расслоения деревни и неуклонно растущую роль её зажиточных элементов; отмечается неудержимая передвижка земли от мельчайших и мелких групп к средним и выше. Так, из самого нутра поравнительной аграрной революции вдруг стала явственно проступать столыпинская ставка на крепких и сильных». Накал классового противостояния даёт понять и характерное свидетельство диссидента (то есть человека, в момент написания мемуаров настроенного к советской власти весьма критически) Льва Копелева (1912–1997). Комсомольцем он участвовал в борьбе против кулачества на Украине в 1932–1933 годах. И вспоминал об этом:
«Мы не считали их [крестьян] противниками и не чувствовали себя среди них враждебными чужаками. Ведь в каждой деревне мы находили товарищей, единомышленников. В Петривцах нашим наставником стал голова сельрады (председатель сельсовета) Ващенко. Он в германскую войну дослужился до унтера, имел двух Георгиев, а в гражданскую командовал ротой.
– ...Так вот, я куркулей с детства ненавижу. Хуже, чем всех панов-помещиков, юнкеров, офицеров. Те хоть прямые враги. Панскую белую кость за версту видно, кто он есть. И с них даже хорошие люди бывают. Ленин с кого вышел? Ещё и другие были. А эти, кто с грязи в князи повылезли, кто сами волам хвосты крутили, в навозе росли!.. У них ни науки, ни уважения. Они до наймита, до бедняка такие безжалостные, что хуже всех панов. Да хоть бы даже своя кровь, сродственник, они за копейку глотку перервут. Голодному корку пожалеют. Умирать будешь – воды не подадут. Потому – кто умирает, от него уже никакого интересу.
Он говорил, не повышая голоса. В глубоко посаженных, маленьких, чуть раскосых глазах – ни искры. Большая самокрутка – козья ножка, свёрнутая из четверти листа районной газеты, – дымилась равномерно. Только широкие руки сжимались в кулаки и косточки белели».
Обложка журнала «Крокодил» за январь 1930 года. Рисунок М. Черемных. «Правозаступник. Оппортунист: – Мать пресвятая двоеручица! Куда – на живого человека?! Неужели нельзя правей взять?!»
Рисунок М. Черемных. Февраль 1930 года. «РАБОЧИЙ: – Всерьёз... и навсегда!». Рабочий разжимает сжатую руку кулака (то есть проводит «раскулачивание»), из которой выпадают сельхозорудия, обрез и т.д.
Конечно, изображать «антикулацкую революцию» как нечто благостное и безобидное, было бы странно. Но не такова ли была и «антидворянская» и «антиофицерская» революция Февраля-Октября 1917 года? Разве она не сопровождалась поджогами усадеб, убийствами помещиков и актами солдатских и матросских самосудов над офицерами почти с самых первых дней «великой и бескровной» Февральской революции? Не такова ли была и «антибуржуазная» революция 1917–1918 годов? Напомню известную цитату Л. Троцкого о событиях 1917 года: «Всё клокотало и бурлило, все обиды прошлого искали выхода, ненависть к стражнику, квартальному, исправнику, табельщику, городовому, фабриканту, ростовщику, помещику, к паразиту, белоручке, ругателю и заушителю – готовила величайшее в истории революционное извержение... История делается в окопах, где охваченный кошмаром военного похмелья солдат всаживает штык в живот офицеру и затем на буфере бежит в родную деревню, чтобы там поднести красного петуха к помещичьей кровле. Вам не по душе это варварство? Не прогневайтесь, – отвечает вам история: чем богата – тем и рада. Это только выводы из всего, что предшествовало».
Заметим, что в длинном перечислении тех, кто стал мишенью классового взрыва 1917 года, нет кулака. Действительно, «революционное извержение» по отношению к нему было отложено до 1929 года... Но и здесь происшедшее тоже было «только выводами из всего, что предшествовало».
Рисунок М. Храпковского. 1932 год. «Моё!». «Наше!»
(Продолжение следует).
ПОЛНОЕ ОГЛАВЛЕНИЕ СЕРИИ
Journal information